48 законов власти

Ни в коем случае не следует недооценивать скрытого консерватизма тех, кто вас окружает. Он существует — закоренелый и могучий. Никогда не позволяйте обманчивой прелести идеи обновления затуманить ваш разум: вы не можете заставить людей увидеть мир таким, каким он видится вам, и именно поэтому вам никогда не загнать их в счастливое будущее путем болезненных преобразований. Они возмутятся. Если реформа необходима, предвосхитите реакцию против них, найдите способ подсластить пилюлю и замаскировать перемены.

Соблюдение закона

В 1920-е годы Мао Цзэдун, в то время молодой коммунист, лучше всех своих единомышленников понимал, насколько невероятной и немыслимой была победа коммунизма в Китае. У малочисленной, стесненной в средствах партии, не обладавшей ни военным опытом, ни оружием и оснащением, не было никаких шансов. Единственное, что могло дать слабую надежду на успех, — это поддержка огромного крестьянского населения Китая. Но не было в мире никого консервативнее, чем китайское крестьянство, с его укоренившимся укладом и древними традициями. В истории старейшей цивилизации на планете власть никогда не ослабевала, какие бы бурные восстания ни бушевали в стране. Идеи Конфуция в начале XX столетия оставались такими же актуальными и почитаемыми, как и в VI веке до нашей эры, когда жил великий мудрец. Несмотря на гнет современного режима, откажется ли крестьянство от устоев, уходивших корнями в глубь тысячелетий, во имя великого неизвестного — коммунизма?

Решение, каким его увидел Мао, опиралось на простой обман: задрапировать революцию в одежды прошлого, придать ей в глазах народа облик чего-то утешительного и разумного. Одной из самых любимых книг Мао был известнейший средневековый китайский роман «Речные заводи». В нем описаны приключения этакого китайского Робин Гуда и его разбойной дружины, сражавшихся против прогнившей и злой монархии. В Китае времен Мао семейные узы ценились превыше всего, поскольку конфуцианская иерархия, на верхней ступени которой стояли отец и старший сын, плотно закрепилась в общественном сознании. «Речные заводи», однако, воспевали более возвышенные идеалы — братские связи в шайке разбойников, верность благородному делу, объединяющему крепче кровных уз. Роман имел большой эмоциональный резонанс среди китайцев, их симпатии традиционно были на стороне слабых и угнетенных. Поэтому Мао постоянно проводил параллели между персонажами романа и своей революционной армией, представляя ее неким продолжением и расширением благородного братства, приравнивая свою борьбу за власть к вневременному конфликту угнетаемого крестьянства со злым императором. Он окутал коммунистические цели одеждами прошлого. Крестьянство не испытывало настороженности и даже поддерживало его группу.

Но и тогда, когда его партия пришла к власти, Мао продолжал выстраивать ассоциативный ряд с прошлым. Он представлял себя китайским массам не этаким китайским Лениным, а современным Шу Чжугэ Ляном, великим стратегом, жившим в III веке. Реальное историческое лицо, Чжугэ Лян стал легендарным персонажем и играл значительную роль в популярном историческом романе «Троецарствие». Лян был больше чем талантливый полководец — он был поэтом, философом и образцом твердых моральных принципов. Мао также представал в облике поэта-воина, подобного Ляну, человека, гармонично соединявшего в себе стратега и философа и провозглашавшего новую этику. Он создал для себя образ героя из великой китайской традиции государственных деятелей — воинов.

Вскоре любая речь или статья Мао изобиловала отсылками к ранним периодам китайской истории. Он, например, напоминал о великом императоре Цинь, объединившем страну в III веке до н. э. Цинь запретил и приказал сжигать труды Конфуция, укрепил и закончил постройку Великой Китайской стены и дал Китаю современное название. Подобно Циню, Мао также объединил всю страну, начав решительные преобразования, направленные против деспотического режима.

Цинь известен в китайской традиции как жестокий диктатор, царствование которого длилось короткое время. Блестящая находка Мао заключалась в том, чтобы зеркально перевернуть эти черты, одновременно по-новому интерпретируя Циня, оправдывая его законы в глазах современных китайцев и используя его, чтобы оправдать жестокость своего режима, насаждаемого в стране.