Много лет Чезаре Борджиа воевал за власть над значительной частью Италии во имя своего отца, папы Римского Александра. В 1500 году ему удалось захватить Романью. Этой провинцией в Северной Италии долгие годы правила череда алчных господ, умножавших свое личное богатство. Не имея полиции или других дисциплинарных сил, Романья скатилась к полному беззаконию, целыми областями управляли воры и враждующие между собой семьи. Чтобы установить порядок, Чезаре назначил главным комендантом города некоего Ремирро де Орко, властного и жестокого человека, по словам Никколо Макиавелли. Чезаре дал де Орко неограниченные полномочия.
Приступив к делу с энергией и решительностью, де Орко установил жестокий, безжалостный порядок в Романье и вскоре устранил почти всех нарушителей закона. Но в своем рвении он порой заходил слишком далеко, и спустя один-два года местное население стало бояться и ненавидеть его. В декабре 1502 года Чезаре предпринял решительные действия. Сначала он постарался, чтобы стало известно, что он неодобрительно отзывается о жестокости и зверствах де Орко. Затем 22 декабря по его приказу де Орко был помещен в тюрьму города Сезена, а когда на следующий день после Рождества горожане проснулись, на городской площади их ожидало странное зрелище: обезглавленное тело де Орко, облаченное в роскошные одежды с пурпурным капюшоном, насаженная на пику голова, окровавленный нож палача и плаха возле головы. Макиавелли так заканчивает свои комментарии к этому событию: «Жестокость этой сцены ошеломила людей и вызвала их удовлетворение».
Толкование
Чезаре Борджиа был истинным мастером в играх власти. Он всегда планировал свои действия на много ходов вперед, расставляя соперникам хитроумнейшие западни. За это Макиавелли превозносил его в своей книге «Правитель».
Чезаре предвидел будущее Романьи с удивительной ясностью: только безжалостное правосудие было способно установить порядок в провинции. Процесс затянется на многие годы, и вначале люди будут приветствовать порядок. Но постепенно у него появится все больше врагов, и граждане начнут взывать о смягчении такого мучительного для них порядка. Сам Чезаре не хотел поэтому, чтобы его имя ассоциировалось с этим жестким законопорядком, ведь ненависть народа вызвала бы впоследствии множество проблем. Вот он и выбрал человека для выполнения грязной работы, зная наперед, что, когда работа будет сделана, голова де Орко закрасуется на пике. Кандидат на роль козла отпущения в этом случае был намечен с самого начала.
Если в случае с Цао Цао козлом отпущения стал совершенно невинный человек, то в Романье он был опасным оружием из арсенала Чезаре, с помощью которого Чезаре удалось сделать черновую работу, не обагрив кровью собственные руки. В этом втором варианте важно отделить себя от этого человека — либо бросив его на произвол судьбы, либо даже, как сделал Чезаре, самому свершив над ним акт справедливого — в глазах всех —возмездия. Вы должны не только не быть замешаны в деле, но и произвести впечатление человека, способного навести порядок.
Афиняне постоянно содержали за счет государства немалое количество опустившихся и бесполезных существ; а когда над городом разражалось какое-либо бедствие — чума, засуха или голод... [этих козлов отпущения] выводили... и приносили в жертву, обычно побивая камнями за пределами города.
Из «Золотой ветви»
сэра Джеймса Джорджа Фрейзера,
1854–1941
Ключи к власти
Использование козлов отпущения старо, как сама цивилизация, примеры можно найти в истории самых разных народов по всему миру. Основная идея, стоящая за этим, — переадресовка своей вины и греха другому — предмету, животному или человеку, который или которого затем наказывают или уничтожают. Иудеи использовали живого козла (отсюда и термин «козел отпущения»), на его голову священник возлагал обе руки, исповедуясь в грехах сынов Израилевых. Таким образом грехи переносились на животное, после чего его уводили и бросали в лесу.
У афинян и ацтеков козла заменяли люди, часто те, которых кормили и содержали для этой цели. Поскольку считалось, что боги насылают голод и чуму на смертных в наказание за проступки, люди страдали не только от самих голода и чумы, но и от чувства вины и раскаяния. Они освобождали себя от вины, перенося ее на невинного, чья смерть должна была удовлетворить божественные силы и изгнать зло.
Это, по сути дела, очень и очень типичная человеческая реакция — не заглядывать в глубь себя, совершив ошибку или преступление, но озираться по сторонам и возложить вину и осуждение на кого-то, кто подойдет для этой цели. Когда в Фивах свирепствовала чума, Эдип повсюду искал ее причину, только не в самом себе и не в собственном грехе инцеста, которым как раз и разгневал богов, вызвав бедствие. Эта подспудная потребность перевести вовне свою вину, проецируя ее на другое лицо или объект, имеет огромную власть, и люди с умом знают, как этим пользоваться.