5/4 накануне тишины (СИ)

он отыскивает в шкафу подходящую одежду на ощупь.

— Кто-кто во второй смене? Парикма…? — с непосредственностью дебила переспрашивает сын, словно бы не дослышав.

Но конца слова мать не подсказывает, а отвешивает ему лёгкий шлепок по макушке. Она давно не поддаётся на его сомнительные шуточки,

— заметно — веселея — однако…

— Кстати, почему твоя Люба не заведёт своего портного? — пожимает мать пан-марокиновыми плечами. — Вместо того, чтобы лежать, часами читать и всячески себя расслаблять…

— Рассла… Что? — непонимающе вертит головой сын.

— Рас-сла… Ничто!!!

392

За руль «Волги» отец сел сам.

— Слушать надо всегда — три стороны! И лишь после этого делать вывод, — хмуро проговорил он, включая зажигание. — Запомни: две противоположные и одну нейтральную. Я имею в виду — не только Барыбиной следует верить. Уже пострадавшей, кстати, однажды, в глубокой юности, за свой длинный язык и безумный норов. Как ей удалось выжить, просто невероятно. Я-то ей помог в этом… весьма незначительно, признаться.

Они выехали со двора.

— Мать права в том, что этой медичке повезло, как никому, — говорил он, поглядывая назад и разворачиваясь. — Хранило её провидение.

— Для чего? — осмелел наконец юный Цахилганов. — Какая такая в ней незаменимость?

Стояла осень, и крупную, чёрную пыль Карагана мёл по улицам ленивый низовой ветер,

словно траурную позёмку.

Пыль уже не буйствовала, не поднималась до неба, как летом…

— Барыбина талантливый хирург. Может, для спасённых ею жизней требовалась именно она, с её сверхчуткими нервическими жилистыми пальцами или… с чем там ещё? — весьма спокойно рассуждал отец, поглядывая на далёкие пирамиды террикоников. — А может, для взращивания этого унылого лагерного увальня…Миши. Не исключено, что есть у твоего друга некое высшее предназначенье в будущем. Хотя пока вы с ним только безобразничаете, как последние сволочи… Всё бывает для чего-то. Это, кстати, я говорю тебе как материалист.

Природа рациональна; она лечит сама себя.

Одной ей известными способами.

Иначе бы природы не существовало.

Предопределённость отдельных человеческих судеб и есть один из методов её самолеченья…

393

— Так Мишка остепенился недавно! — словно бы очнулся сын. — Женился окончательно. На этой. На кляузнице,

— поплёлся — в — семейную — жизнь — как — телок — на — верёвке —

представляешь?.. Сошлись они! Характерами.

— Мне известно, как вы женитесь, — ответил отец.

И долго, бесконечно долго пожухлая осенняя степь убегала под колёса машины.

Они объёхали два километровых провала — грунт над бывшими, отработанными, ходами шахт просел, образуя обширные тарелки низин. И наконец Константин Константиныч, тревожно приглядываясь к дальним холмам, поросшим караганником, сбавил ход, а потом и вовсе выключил мотор.

— Смотри, — указал он. — Это Мёртвое поле… Вон там, в тридцать первом году, конвойные остановили этап раскулаченных. До этого гнали их несколько дней по мёрзлой степи, голодными, в буране, а тут — остановили. Да, тут… У тебя есть сигареты?

Сын нехотя достал серебряный антикварный портсигар,

— приобретённый — у — московских — меломанов — за — спичечную — коробку — анаши —

ожидая расследования, откуда вещица. На синем нежном бархате, под шёлковой резинкой, была заложена обойма тонких пахитосок.

Каждая — толщиною со спичку. Он скручивал их сам, на занятной старинной машинке, из очень качественной папиросной бумаги,

— так — сигареты — получались — необычные — и — душистые — и — почти — не — вредные —

начинённые «Золотым руном».

394

Отец повертел протянутую пахитоску с недоуменьем, смял — и выбросил в окно машины.

— Ну, так вот, — заговорил он, сосредоточившись. — Тридцать первый год. Начало декабря… Кстати, знаешь, как грудных своих младенцев в ледяных вагонах для скота эти раскулаченные спецпереселенцы сберегали? Пелёнки мокрые на голое тело своё наматывали. Теплом родительским в этой стуже сушили.

Не столько сушили, сколько согревали…

Отец говорил глухо и уводил взгляд в сторону: