5/4 накануне тишины (СИ)

Как вдруг в углу картины, в самой тёмной её части, изображающей то ли угольные сколы, то ли обвал породы, Цахилганову удалось разглядеть мелкую, едва различимую, тёмную на тёмном, подпись художника —

она проступала сквозь каменный уголь,

словно земная испарина: «Н. Удальцов».

Картина была кисти крестьянского его деда-отшельника, которого младший Цахилганов не знал…

— Откуда она здесь, мужик? — спросил Цахилганов, намереваясь снять картину со стены и унести к себе. — Когда появилась-то?

— А как только эту он встретил… Сапожникову дочку, что ли? Она его к себе водила, в мазанку какую-то. Последнюю картину прежнего хозяина показать. Ну и отдала ему задаром… «Выпросил!» — так он сказал. Понравилась, наверно, ему икона эта. А мне — так страшно от неё… Неправильная она, по-моему! Ну, как это сказать?.. Не знаю даже.

Мороз, в общем, по коже. Мороз от неё продирает… А то прямо вьюга по спине бежит, и ужас наводит она предсмертный…

Ты вот глядишь, сынок, а я не могу при ней не то что пить, а убёг бы сразу из комнаты этой. Я ведь из-за неё дальше кухни и не проходил…

Сосед, переживая, стал чесать руки и задумался.

А холст негрунтованный, дивился Цахилганов.

И почему это дед его о долгой жизни картины не позаботился ни мало? Чудно. Осыпаться краска должна была давно…

Значит, писал как временную.

…Что же она — живёт

сама?

433

Уже нащупав гвоздь за картиной, Цахилганов отдёрнул руку в приступе внезапного и сильнейшего опасенья. Готов ли он к тому, чтобы она висела у него дома? Чтобы живые —

и уже бесполезные —

слёзы Заступницы за весь род человеческий —

были перед его глазами денно и нощно?

Изо дня в день. Изо дня в день…

Измученный мольбами о милости к людям, израненый их грехамиМладенец отвёл от земной Матери состарившиеся глаза –

Караган — Караган — кто — услышит — тебя — если — слышать — тебя — невмочь — Голгофа — Советская — Караган — кто — залечит — раны — твои?

— Спаситель родился, а люди видишь чего с ним сделали… Нет, — крутил головой тихий пьяница и всхлипывал осторожно. — Я бы не снял её со стены, Караганскую-то.

— Он что же, отец мой, молился перед…

— Я спрашивал! — оживился сосед. — Не молился! Точно. Говорил: «Не достоин». И: «молитва моя осквернительная». Вот какие слова были его… Не-е-ет, рядом с ней даже стоять никакой возможности нет, сердцу больно, не снял бы я…

Мука мученическая, а не картина.

434

Негрунтованный холст. Масло. Деревянная, выструганная ножом, рама, — снова и снова заставлял себя смотреть Цахилганов… И усталый ребёнок с пронзёнными ладонями и ступнями. Вземляющий грехи мира Младенец-Жертва. Впервые отвернувшийся от земной Матери —

— молящей — молящей — молящей — о — прощении — грешащих — людей —

от плачущей Матери в колючем железном

венце…

— Я тоже не рискну, пожалуй, — попятился Цахилганов. — Пусть пока тут…

— Да я её вспоминать — и то боюсь! — охотно твердил своё сосед. — Караганскую… Это он её так звал, Константиныч ваш: «Караганская Владычица. Лагерная икона»… Самодельная она, оттого неправильная, вот что. По правильному должна в ней быть умилительность. Или утешение. А где оно? Когда в прощении здесь отказано… Той осенью художница одна взглянуть на неё приходила, очень уж ей хотелось. В возрасте дама оказалась. Долго глядела, да и сказала: «Тут сама бездонная Милость вычерпана до дна — то есть, жестокость человеческая развилась такая, что превысила даже Силу Сил…» Конечно, в жизни оно так и есть: сильнейший, лагерный, преизбыток братоубийства — он по всей стране наблюдается! А изображать это… не надо бы. Нет!.. Ну, ключ-то мне оставите? Или как?

А то приём стеклотары закрывается рано. Там очередь длинная, а я — договорился, мне заняли там…

— Нет. Не оставлю. Ступай.

435

Спустя время Цахилганов понял, что сосед всё ещё мнётся в прихожей.

Надо было дать ему на водку.