5/4 накануне тишины (СИ)

Санитар распрямился — и окаменел. Он всё не сводил с простыни тоскующего одинокого глаза. На лбу его, от непонятного, непомерного напряженья, выступили серые капли пота. Набычившись, мужик пребывал в трудном бездействии,

— так — медленно — перерабатывалось — в — крупной — уродливой — его — голове — всё — услышанное.

— Увози, — снова распорядился Сашка. И проорал: — Нерезаную на ночь оставим!

Санитар, поняв наконец что-то, просел вдруг в коленях. И расплылся в тупой стылой улыбке. Словно счастливая обезьяна, он принялся суетливо перекладывать труп со стола на каталку.

— Слушай, — подозрительно спросил Цахилганов Сашку, возвращаясь в кабинет. — А чего это он обрадовался? Санитар?

— Так ведь, в ночь дежурить остаётся! — невинно пояснил прозектор. — Ему же скучно тут одному, Циклопке, правильно?.. Сейчас до холодильной камеры будет три часа её везти. Чтоб дольше не застыла. И ещё не понятно, уложит ли… А и уложит, так дверцу ячейки постарается не прикрыть: как бы она автоматически насовсем не заперлась… Нормальные тут не работают. Денег-то почти не платят.

Дебил! Что с него возьмёшь!..

497

Цахилганова быстро разморило, и мысли в его голове блуждали куцые, незавершённые. Воющий Циклоп, надмирное бледное око его…

Сын… Чей-то сын

… Тоже чей-то сын…Человек будущего… На месте бывшего рая поёт санитар…

— Тьфу, — сплюнул Барыбин, ругаясь. — Ты, Санёк, хоть в камере-то её запри, как следует. От него! Барышню эту. А то попала в руки, хрен знает, кому. Знала бы про циклоповы лапы, которые сразу её сцапают, ни в жизнь бы не порезалась!

Кто дедом его был, бабкой — кто… Люди иль нелюди?… За что его так… искурочило… Циклопа…

— Мы были созданы другими, — расслабленно сказал Цахилганов. — А земля эта была раем… Запри от него. Всё, что можно.

— …Ну, запру, запру! — отмахивался Сашка. — Чего вы взъелись оба? Он же — лирик! Он, Циклоп, ими только восхищается. А на эту глядел, как зачарованный! И трепетно сопел!.. Пока я его на улицу пинком не выпер, лёд долбить.

— Пойдём, — поторопил Барыбин Цахилганова. — Мне больше нельзя. Да и тебе не советую тут задерживаться.

— Вот вам, занюхать.

Сашка пододвинул им бутыль с нашатырём. И Цахилганов, отпрянув, прослезился. А Барыбин накапал несколько капель в мензурку, развёл водой из чайника и выпил.

— Циклопка — поэт… — приговаривал прозектор. — Он готов каждой любоваться ночи напролёт!..

Хотя, кто его, дебила, знает…

Наверху раздался скрип открываемой двери. Дробный частый топот прокатился вниз по лестнице.

— К вам сын! — крикнула вертлявая медсестра с порога, зябко передёрнув плечами.

И они обернулись —

все трое…

498

— К вам сын, Михаил Егорыч.

Медсестра потуже стянула шаль на груди, мелькнула белым подолом халата и ускакала на своих кеглях вверх по лестнице. А парень с нечистым лицом скорбно шмыгал широким носом. Он смотрел теперь на них, поочерёдно,

из дверного проёма,

склонив голову на бок.

Сиротка с низким лбом Марьяны,

— надо — бы — возлюбить — его — ох — надо — но — как..

— Проходи, Боречка! — позвал парня Сашка.

— Так, — судорожно рылся в карманах реаниматор. — Вот тебе… пятьдесят. Я на своём обеде сэкономил. И чтоб я тебя больше здесь не видел! Слышишь?

Он обошёл парня, огорчённо вертящего в руках деньги, и направился к выходу, не вспомнив про Цахилганова.

— Сразу домой! — крикнул Барыбин сыну, поднимаясь по ступеням.

— А где я возьму ещё? — топтался Боречка и хмурился. — мне надо.

499

— …Ладно! Садись, садись, — подмигнул Сашка парню. — Ну? Что случилось-то у тебя опять?

Боречка выдержал кроткую, печальную паузу.

— Как в прошлый раз, — потупился он, присаживаясь на край стула и потирая раздвоенный подбородок. — Только — другие. Теперь. Напали.

— Представляешь? Разве Барыбину можно такое говорить? — Сашка обернулся к Цахилганову. — Затащили его в подвал и нашыряли. А потом стали деньги за наркоту требовать. Барыбин не знает, учти… Ну, что скажешь?

Цахилганов пожал плечами,

от Боречки он ззабирался в панцирь молчания неизменно.

— Ещё раз предлагаю тебе, Борик: давай — в милицию! — настаивал Сашка.

Парень потупился ещё больше.

— Убьют, — покорно сказал он, склоняя голову ниже. — Они на трассе машины грабят. Оружие у них. И милиция — своя.

— Погоди. Ты же говорил, те — на трассе грабят. Первые. Прежние.

Парень смутился, но лишь на мгновенье.

— Эти — тоже! — страдальчески поморщился он. — На другой. Трассе.

500

Сашка озадаченно крутил головой.

— Что же ты дома-то не сидел?! — не понимал он парня. — Бросил бы лучше техникум. Или справку бы я тебе достал у Сафьянова. Для академической задолженности… Они его, Андрей, по дороге из техникума ловят, представляешь? Каждый раз!