Читаем 5/4 накануне тишины (СИ) полностью

5/4 накануне тишины (СИ)

— Но ведь и ты знаешь, что это — самый дешёвый способ наживы: лагерный капитализм. Дешевле этого, как показало строительство лагерного коммунизма, ничего не бывает. Великий эксперимент Троцкого, апробированный на просторах красной России, ныне переходит в свою новую, глобальную фазу, уже без прежних лживых догм —

они отпали за ненадобностью.

— Значит, апокалипсис…

— Именно. И ты, ты назван в этом международном совещании автором идеи международного лагерного капитализма,

— к чести Митьки Рудого, который мог бы присвоить себе идею целиком, заметь —

и это новая эра на земле. Короткая.

Последняя.

179

Короткая, последняя.

— …А основоположник — я: Цахилганов, сын полковника Цахилганова. И что теперь? Я должен этому поверить?

Своей выдумке поверить?!.

— Решай сам. Но знай: вот-вот будет предпринята попытка внедрения лагерного капитализма на практике, пока — на наших просторах. Начиная с Карагана… Не отпирайся: с твоей подачи! Потом этот новый лагерный порядок сотрёт границы государств и обнимет всю землю. Он употребит, пустит в дело, себе на пользу, всех разорённых, мятежных, сирых, изгнанных из квартир за неуплату, всех недовольных мировым порядком, да…

Цахилганов растерялся. Игра собственного его воображения зашла слишком далеко.

— Нет, при чём тут я?!! Они сами додумались! Сами!!! Своею сотней голов. Чудище обло стоглаво — оно давно всё это изобрело! А я только присоседился. К тому, что произросло из глубины веков! Прикинул, балуясь, что с этого мне можно получить… Если я опередил ход событий, то чисто случайно. И имя моё, внесённое будто бы в анналы апокалипсиса — чушь. Мои пьяные слова, я и выдал-то их лишь затем, чтобы Рудого не тянуло на нежности!

Чтоб огорошить! И отгородиться…

— Только вот беда: Рудый отнёсся к ним более чем серьёзно. Он даже навёл о тебе все необходимые справки. И представил их, где следовало.

— Оформил меня, короче… Я понял: Рудый меня нарочно подставил. Чтоб в истории человечества не его имя красовалось в сочетании с теорией лагерного капитализма, а моё. Имя Цахилганова. Сына полковника Цахилганова…

Впрочем, какая история? Прах, прах…

Чёрная пыль — по всему белому свету,

и никакой больше истории!..

Да что же я-то о нём справок не навёл?

— Ты прячешься от Рудого. Забился в реанимацию, к Барыбину.

Где ещё жива Любовь.

180

Но Цахилганов уже был озабочен другим. Схватив сотку с тумбочки, он отыскивал номер, который и так знал наизусть —

как наиболее важный.

— Жужуля, — сказал он секретарше Соловейчика проникновенно до приторности. — На тебе сейчас тот самый сногсшибательный жёлто-горчичный прямой костюм,

— в — котором — она — похожа — на — автобус — да — на — Икарус — двухсоставной — перед — каковым — уж — точно — никто — не — устоит —

или то дивное чёрное платье с красной шалью, увешанной кистями,

— в — котором — она — ходит — как — гроб —

или что там на тебе?.. У меня, между прочим, заготовлен солидный пузырь «Сальвадора». Я собираюсь подарить его одной молодой особе, умеющей одеваться с большим вкусом!

— «Дали» я раньше любила, — со вздохом признался важный девичий голос. — Но теперь они мне не нравятся, эти духи, потому что не модные. Я же говорила! Вы забыли?

— Забыл! — радостно вскричал Цахилганов. — И забыл фамилию того политтехнолога. Который на днях из Кремля к вам приезжал.

Его ведь, Рудого, здесь ещё не было? Или он всё же наведался в Караган?

— А, вы про того, коротко стриженого? Его фамилия… Сейчас посмотрю…