5 историй из жизни Маргариты Морозовой

Кира достала из карманов пальто варежки, поправила пуховый платок, плотно обхватывающий голову, шею и плечи, прижала к груди кулёк с чем-то квадратным и, борясь с метелью, двинулась по улице Плеханова к Невскому проспекту. Школа укоризненно светила несколькими огромным окнами второго этажа. Её коллеги всё ещё оставались в плену помпезного, совершенно не подходящего для школы бывшего здания Опекунского совета.

На самом деле, свою работу Кира любила. Ей нравилось видеть интерес,

зажигающийся в детских глазах. Нравилось быть проводником девочек в волшебный мир литературы. Нравилось открывать тайны, спрятанные за одинаковыми буквами старых, потрепанных книг. Нравилось, что школа была женская. Мальчишки в этом возрасте бывают несносны, работать с ними намного сложнее. Правда и то, что не все ученицы радовали прилежанием, но ради тех нескольких (которые

были в каждом классе) стоило проделывать путь туда и обратно каждый божий день.

Кира мысленно ударила себя по губам. Дурацкое, буржуйское выражение, прилипшее к ней от воспитывавшей её бабки. Сколько лет уже живёт в Ленинграде, а всё ещё никак не изживёт некоторые детские словечки. Никакого бога, конечно же, нет, и всякий уважающий себя советский гражданин должен вытравливать из лексики эти старорежимные анахронизмы.

Решительно прошагав мимо тёмного силуэта Музея истории религии и атеизма, который несознательные граждане продолжали по старинке называть Казанским собором, Кира повернула направо и устремилась в сторону Гостиного двора.

Проспект 25-го Октября2

кишел людьми, словно дворовая собака блохами, несмотря на непогоду. Никогда эта главная городская магистраль не бывала безлюдной, по крайней мере за десять лет Кира ни разу не видела её такой. И тёмными февральскими вечерами, и промозглыми ноябрьскими утрами, и тёплыми майскими ночами – всегда горожанам что-то надо от старого проспекта с новым названием. Казалось, это самое шумное место города. Ровно до тех пор, пока не придёшь в Гостиный двор.

Тщательно постучав сапогами при входе, чтобы стряхнуть налипший снег, Кира через лужи, оставленные менее сознательными гражданами, пошлёпала от магазина к магазину: хаотично, но очень быстро. Если бы вы спросили её в тот момент, что она ищет, она бы не нашлась, что ответить. Был уже вечер восемнадцатого февраля, а подарка для Фёдора у неё не было. В сумке лежало 20 рублей. Как порадовать мужа на 20 рублей? Можно купить кофе. 10 рублей, 65 копеек. Или вино. Но лучше не надо. Кира с тоской посмотрела на красивые, коричневой кожи, ботинки за 163 рубля и пошла дальше сквозь оживлённую толпу, особенно обращая внимание на очереди. Зря люди стоять не станут, если стоят, значит, «выкинули» что-то интересное.

Вдруг толпа начала сгущаться, крики стали громче, какая-то голосистая бабёнка громко вещала: «Брусницына В., записала. Дальше! Петрова С. Дальше! Голь-ден-штерн… Конечно, евреи тут как тут… Записала вас, записала, уймитесь…» Кира подошла ближе, привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть на прилавке причину такого ажиотажа. Над головами причина была не видна. Придётся толкаться. С грузными, поразительно устойчивыми тётеньками худенькой Кире было тягаться непросто, но она надеялась взять гибкостью и, как вода, просочиться между сомкнутых стеной пальто.

Да, в этот раз трюк вышел особенно непростым и опасным. За два метра её два раза обозвали дурой, три раза гавкнули «Куда прёшь?» и один раз выругались такими словами, о значении которых Кира только догадывалась. Но когда наконец путь был преодолен, у неё перехватило дыхание. На прилавке стояла большая, нет, просто огромная кукла! В красивом платье с оборочками, с длинными каштановыми локонами и в чудесной шляпке. Рядом на табличке было написано: «Кукла фарфоровая с закрывающимися глазами. 75 р.».

Кира раздумывала буквально пару секунд. Затем резко повернулась и начала прокладывать себе путь обратно. Дама, заведовавшая списком, была крупной и чрезвычайно важной. Меховой воротник («Небось лисий!» – сердито подумала Кира) обрамлял третий подбородок, на голове возвышалась шапка того же меха. Тон у дамы был повелительный, держала она себя словно замначальника колбасного цеха, не меньше. «Тьфу, явно из бывших,» – подумала Кира, а вслух лишь произнесла:

– Запишите и меня, пожалуйста!

Дама посмотрела на неё сверху вниз, подняла бровь и бросила:

–Ну?

–Лейно Кира Евгеньевна! – выпалила Кира. Несмотря на то, что она стояла почти вплотную к даме, говорить приходилось громко, чтобы перекрыть общий гомон толпы.

– Записала, – резюмировала Дама свой труд. – Будете 125-й.

– Какой? – в ужасе спросила Кира.

– А вы думаете, дамочка, что тут все эти вот делают? – и Дама с презрением окинула огромную толпу, не помещавшуюся в один маленький игрушечный отдел и выползавшую в проход и соседние отделы.

– А хватит на меня? – с сомнением спросила она не столько у Дамы, сколько у толпы, но та всё-таки ответила: