5 наболевших вопросов. Психология большого города

Да, уже практически полностью сложился этот странный кривой полурусский полуязык – язык печатного и непечатного общения на интернет-форумах, в sms-переписке. Иногда, конечно, довольно забавные и «говорящие» получаются искажения слов, но в целом… не могу спокойно читать это безобразие, бросаю на пятой строчке – безграмотность глаза мозолит. Как сказали бы в таком случае «носители языка» – «ниасилил»…

– О чем это говорит? Современные подростки абсолютно не обеспокоены тем фактом, что кто-то будет оценивать их незаурядное творчество. Мы всю жизнь прожили с ужасом: «А что люди скажут?..», а здесь – «афтор жжот», и «прэкрасно»! Нет ни верха, ни низа, ни «права», ни «лева» – вот и результат: молодые люди по своей внутренней организации подобны крупному млекопитающему, у которого есть все, кроме скелета. Вроде бы необходимые «детали» на месте – и голова есть, и туловище, и лапы, а вот костяка нет, и движение потому невозможно.

Почему нет костяка, скелета? Потому что структура рождается только в процессе сопротивления внешним факторам. Это непременное условие. С одной стороны, сопротивление позволяет тренироваться. Вы не нарастите мускулы, не тренируясь, а тренировка вне сопротивления внешней среды – чистой воды профанация. С другой стороны, сопротивление усиливает желание и одновременно с этим заставляет нас искать новые пути, новые формы, новые возможности его осуществления. Решая вопрос – «как добиться желаемого при наличии внешних ограничений?», мы развиваемся, становимся сложнее, изобретательнее, а сталкиваясь с непреодолимым препятствием – глубже и тоньше. Иначе просто ничего не получится. Сопротивление – залог прогресса.

Но если сексуальная потребность может быть удовлетворена, едва обозначившись, по первому требованию, и никаких тебе тут ни физических, ни моральных ограничений? Это что ж с человеком-то станется? Ни тебе терзаний внутренних, ни тебе мучений сердечных. Никакого развития! «Вы хороши собой, я чертовски привлекателен – что нам даром время тянуть?» Живенько так, в ритме вальса… А не хочешь, так я другую найду – невелика хитрость.

«Я к вам пишу, чего же боле, что я могу еще сказать…» – сложно представить себе, какую огромную внутреннюю работу должна была проделать пушкинская Татьяна, чтобы, преступив все писаные и неписаные нормы своего времени, обратиться напрямую к предмету своей страсти. Чтобы девушка первой написала мужчине, раскрылась ему в своих чувствах – это же, боже мой, какой чудовищный моветон для XIX века! Татьяна на позор идет ради любви! Вся горит, стенает и мучается, но идет, совершает поступок. Для нас это, конечно, анахронизм чистой воды – мол, если любишь, говори прямо и не вводи в заблуждение. Но для своего времени – это же ужас какой внутренний подвиг!

А Данте, который всю жизнь сублимирует свою страсть к Беатриче! Борется с собой, трансформирует свое физическое влечение к женщине в духовное служение ей, обожествляет объект своей страсти и таким образом окончательно и бесповоротно запрещает себе всякую «похоть». И каковы результаты этой внутренней работы? Кроме очевидного для самого Данте внутреннего самосовершенствования, очевидная всем нам «Божественная комедия» – одно из величайших произведений мировой литературы.

Вы только представьте себе, что у Данте были бы нравы современного гражданина… Он бы подошел к милой девушке и предложил бы ей встретиться вечером на сеновале. Вся «Комедия» этим бы и окончилась. Но Данте испытывает это внутреннее препятствие, осуждает плотские утехи (тем, кто предался чувственной страсти, в дантовском аду отводится отдельный «круг») и превращает любовь в творческую силу: «О божество любви, в тебе начало. // Когда б тебя не стало, // Благих бы помыслов не знали мы: // Нельзя, картину разлучив со светом, // Среди кромешной тьмы // Искусством восхищаться или цветом».

Ну вот, Андрей призвал меня представить себе Данте, а в голову полезли совершенно другие мысли и образы. Я вспомнила об издержках бесполо-романтических идей о женщине и представила себе типаж «ботаника», сублимирующего ВСЮ свою сексуальную энергию в «души прекрасные порывы». К великому, надобно заметить, неудовольствию дамы его сердца… Андрей, кажется, тоже заметил, что мое лицо посетило скептическое выражение, и сделал существенную оговорку.