50 и один шаг назад

– Уйди, – он зло отталкивает меня, что я поскальзываюсь на полу и лечу назад, падая на копчик с громким криком. На это он даже не обращает внимания. Но мне плевать на боль, разрезающую тело, на горящие руки, на дрожащие ноги. Мне так страшно, мне так больно… я не могу отпустить его. Не могу.

– Ник! Не надо! Это я виновата! Я! – Подползаю к нему, стоящему с каменным выражением лица. Мои руки хватаются за его светлое пальто, и я поднимаюсь по нему, оставляя после себя тёмные следы.

– Ник! – Кричу я, обливая своё лицо слезами и кладя ладони на его щёки. – Посмотри на меня! Посмотри! Не ходи… не надо! Останься! Со мной останься! Мне страшно! Ник! Пожалуйста!

Его стеклянные глаза, смотрящие мимо меня, медленно приобретают тёплый оттенок шоколада, а я глажу его лицо, шепчу слова, которые даже я не могу разобрать. От моих рук на его лице остаются кровавые потеки.

– Умоляю… будь со мной, останься со мной, – хриплю я, а за моей спиной двери лифта открываются.

– Мишель… – выдыхает он, с ужасом понимая, что я поглощена своим страхом, разрывая горло и плача в голос. – Мишель, я должен.

– Не оставляй меня… я пришла… наверное, не должна была, но мне было так страшно. И сейчас тоже, – шепчу я, глотая буквы, но с усердием продолжаю дотрагиваться до его лица пальцами.

Его глаза бегают по моему лицу, затем по шее, плечу и снова по лицу. Сколько темноты в них, опасного огня, выпивающего обратно мои силы. Я уже не могу стоять на ногах, с каждой минутой сползая по нему, но Ник подхватывает меня за талию, а затем берёт под коленки, и быстрым шагом несёт куда-то.

– Не уходи, – единственное, что я могу сказать, потому что сейчас я узнаю, что бывает больнее, намного больнее, чем минуту назад.

– Тише, тише, крошка. Тише, я здесь. Лесли! – Кричит Ник, опуская меня на брошенное полотенце в ванной и прислоняя к стенке.

– Да… да, я тут, – истерично говорит прибежавшая домработница.

– Подготовь таз с прохладной водой, хлопковые бинты принеси из комнаты, обеззараживающие средства, пинцет, всю аптечку неси. Живо, – отдаёт он приказ, поворачиваясь ко мне и снимая с себя пальто, отшвыривая от себя.

– Так, Мишель, скажи… отвечай честно, как это было и где ещё у тебя раны, – требует он, придвигаясь ко мне.

– Он кричал… обзывал тебя и меня… он порвал твои письма… они были моими, а он порвал. Я ударилась головой… потом ремень… как ты тогда… по плечу… и я упала… не удержалась и упала на вазу… она дорогая была… мама на аукционе купила… и я порезалась, а потом бежала… ноги, – бессвязно бормочу я, а он кивает, с каждым моим словом я ощущаю ярость, разрастающуюся в нём, но пытаюсь поднять руку, чтобы схватить его за плечо. Сил нет, они словно онемели.

– Мистер Холд, – рядом появляется домработница и ставит перед ним всё, что он просил.

– Иди и звони Грегори, пусть живо едет сюда, – бросает Ник, и Лесли кивает, торопливо выходя из ванной комнаты.

Он пытается закатать рукава рубашки, но со злостью разрывает её на себе и отбрасывает в сторону. С каждой секундой моё сердце возвращает свой более спокойный ритм, пока из горла вырывается хриплое дыхание.

Ник обмакивает бинт в воде и подносит к моему лицу, сосредоточенно обтирая его и всматриваясь.

– Он ударил тебя сюда, – гневно цедит он, дотрагиваясь до щеки. – Синяка не будет, только лёгкий и у виска. Он знал, как бить тебя, кто-то научил его делать удар с захлестом. Такие делают, чтобы причинить максимум боли и минимум следов оставить. Это… это из моего мира… его кто-то научил. Убью… убью за то, что позволил себе это. Убью за тебя, крошка.

– Ник… не надо, – прошу я, а из глаз снова скатываются горячие слёзы.

– Он не имел права, Мишель. Ты моя… моя сильнейшая боль, – кривится Ник, шипя слова, проговаривая их с ненавистью и огромной яростью. – Я обязан защищать тебя, а меня снова не было.

– Нет… нет, Ник, я сама виновата, я напросилась…

– Это не причина, это не оправдание и не ищи их ему. Никогда… никогда в жизни я не хотел вернуться обратно, только бы сделал это и пережил миллион раз свой ад, лишь бы не видеть тебя сейчас вот такую, – он яростно мотает головой, подхватывая меня на руки и пересаживая на свои ноги, обнимая меня и укачивая в своих объятьях.

– Боже, Мишель, я должен, слышишь? Должен показать ему, что такое боль… твоя боль и моя. Тише, Тише, крошка, не плачь… не плачь, – баюкает он меня, прижимая к себе и целуя в волосы. Его руки, голос, весь он – бальзам для моей истерзанной души, и моё исцеление, но мне так гадко внутри, я боюсь… теперь боюсь за Ника и последствия.

– Не дай мне потерять тебя, пожалуйста, – шепчу я, пытаясь соединиться с ним любым способом, быть ещё ближе, быть в нём.

– Я с тобой, – заверяет он меня, дотрагиваясь своей прохладной ладонью до моей горящей щеки.

– Если ты сделаешь это… мне придётся возненавидеть тебя, понимаешь? – Подаюсь вбок, чтобы насладиться этой лаской, которая стирает с моей души отпечаток горечи.

– Я не хочу… не смогу без тебя, Ник. Просто будь со мной… только мне больно… так больно. Мои руки… я не чувствую их, и мне холодно, – шепчу я, закрывая глаза.