Можно только поражаться сексуальной энергии поэта, умудрявшегося заводить сразу два, а то и три романа, добросовестно выполнять обязанности акцизного инспектора, писать стихи, гулять с друзьями в тавернах и еще думать о своих детях — законных и незаконных. Не успела в его жизнь войти Луиза, как следом за ней появилась молодая англичанка Мария Бэнкс Риддел, дочь губернатора одной из колоний, талантливая, остроумная женщина, с легким, непосредственным характером. Муж Марии, избалованный красавец Вальтер Риддел, отвез свою юную жену и новорожденную дочку в Шотландию к брату и совершенно ими не интересовался, вечно разъезжая по каким-то финансовым делам. Мария, очень любившая поэзию, была поражена, встретив в глухой шотландской провинции «настоящего поэта» — и какого! К тому же он оказался превосходным, остроумным собеседником и одним из образованнейших людей в округе!
«В нем было какое-то необъяснимое колдовство», — писала Мария впоследствии и, вероятно, ни с кем из друзей Бернс не был так откровенен и задушевно прост, как с ней. Он посылал ей свои новые стихи, сопровождая их маленьким письмом. «Что скажешь о них Ты — мой первый и прелестнейший критик?» — спрашивал он и подписывался: «Твой навеки».
Бернс неизменно сопровождал Марию в театр, иногда негодуя на то, что вокруг нее вертится слишком много молодых офицеров. Он даже настоял на том, чтобы кроме него и Марии в ложе больше никого не было. «На таких условиях и при такой капитуляции я согласен, чтобы моя некрасивая, обветренная, деревенская физиономия стала предметом украшения вашей ложи», — писал он ей.
Удивительно, но Марии Риддел, которая была очень дорога ему, Бернс почему-то не посвящал любовных стихов, кроме, пожалуй, довольно банальных поздравлений с днем рождения. На поэтические любовные откровения гораздо больше его вдохновляла дочь одного из окрестных фермеров, семнадцатилетняя синеглазая белокурая девушка. Он обращался к ней по-отечески нежно, называя свою очередную музу «Хлорис». К ней обращены его знаменитые песни «Малютка в локонах льняных», «Крэгберский лес» и другие.
Между тем во Франции уже вовсю пылал пожар революции, которую свободолюбивый Бернс принял с необыкновенным энтузиазмом. В Шотландии власти начали расследования относительно лояльности государственных служащих. И тут оказалось, что Бернс вольнодумец, что он отправил во Францию четыре мортиры в помощь бунтовщикам, что он позволяет себе всяческие вольные речи, тосты и тому подобное. К декабрю 1792 г. на Бернса накопилось столько доносов, что в Дамфрис прибыл Главный акцизный Уильям Корбет, дабы лично провести дознание. Стараниями Корбета дело замяли, но Бернса обязали впредь речей крамольных не произносить.
С горечью писал он своему давнему другу миссис Дэнлоп, что «политическая буря, угрожавшая моему благополучию, пронеслась» и что он «наложил, отныне и впредь, печать на свои уста во всем».
После всех этих событий Бернс предпочел проводить свободное время в домашней обстановке и избегать встреч с людьми в общественных местах. Он не умел притворяться и скрывать свои мысли, особенно после кружки доброго эля или виски. Недаром ему приписывают такое высказывание: «Свобода и виски шагают рядом».
Любовь к этой «свободе» однажды крепко подвела Бернса. Как-то на званом вечере мужчины напоили Бернса почти до беспамятства. По их наущению он согласился разыграть сцену «похищения сабинянок»: его втолкнули в гостиную, где он страстно заключил в объятия первую попавшуюся даму и расцеловал на глазах у всех! Разгорелся невероятный скандал, после чего Мария смертельно обиделась на своего невоздержанного поклонника. Провинившийся Бернс посылал ей покаянные письма, стихи, но ответа не было. Более того, Мария в кругу друзей отзывалась о нем с нескрываемой насмешкой и презрением.
С Марией Бернс помирился уже перед самой смертью и был очень рад, что та не читала его злобных эпиграмм, написанных в ее адрес в порыве злобы и отчаяния. А утешился он, как и всегда, в семейном кругу. Подрастали дети, рядом была преданная Джин, а кроме того, в доме появилась юная Джесси Льюарс. Она помогала Джин по дому, нянчила детей и восторженно смотрела на их отца. Бернс подарил ей свою книгу с трогательной надписью и часто просил ее спеть народные песни — у Джесси был хороший, чистый голосок.
«Джесси — единственный ангел, еще оставшийся на земле», — говорил Бернс, и Джесси делала все, чтобы скрасить его жизнь.
Глядя в преданные девичьи глаза, у Бернса возникало неугасимое желание защитить от жизненных невзгод это хрупкое, беззащитное, юное существо. И сложилась песня, посвященная Джесси: