50 знаменитых самоубийц

Он был настоящим большевиком и с юных лет чувствовал себя солдатом партии, которая всегда права, а его самого называли тенью Сталина. Фадеев, конечно же, не мог оставаться в стороне от репрессий, его подпись стоит под многими ордерами на арест (о готовящемся аресте режиссера Мейерхольда Фадеев узнал за пять месяцев, и все это время, встречаясь с Всеволодом Эмильевичем, молчал). Он возглавлял кампании травли «неугодных» деятелей искусства и в то же самое время тайком помогал опальным писателям. В 1946 г. Фадеев возглавил кампанию против Зощенко и Ахматовой, но он же в 1940-м голосовал за выдвижение поэтессы на Сталинскую премию, хлопотал о жилье и персональной пенсии для нее.

Ему адресовано много упреков от коллег по перу, причем вручались они и после его гибели. 16 мая 1967 г. Александр Солженицын направил открытое письмо в адрес IV Всесоюзного съезда советских писателей: «…Многие авторы при жизни подвергались в печати и с трибун оскорблениям и клевете, ответить на которые не получали физической возможности, более того, подвергались личным стеснениям и преследованиям (Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак, Зощенко, Платонов, Александр Грин, Василий Гроссман). Союз же писателей не только не предоставил им для ответа и оправдания страниц своих печатных изданий, не только не выступил сам в их защиту, но руководство Союза неизменно проявляло себя первым среди гонителей. Имена, которые составят украшение поэзии XX века, оказались в списке исключенных из Союза либо даже не принятых в него. Тем более, руководство Союза малодушно покидало в беде тех, чье преследование окончилось ссылкой, лагерем и смертью (Павел Васильев, Мандельштам, Артем Веселый, Пильняк, Бабель…). Этот перечень мы вынужденно обрываем словами «и другие». Мы узнали после XX съезда партии, что их было более 600, ни в чем не виновных писателей, кого Союз послушно отдал их тюремно-лагерной судьбе».

Только Борис Пастернак рискнул в «Людях и положениях» напомнить о «детской» улыбке Фадеева, которую тот ухитрился пронести «через все хитросплетения политики», равно как и о предсмертной записке, обращенной Фадеевым к себе: «Ну, прощай, Саша».

Иногда сопоставляют судьбы Фадеева и Маяковского, находя в них много общего: привлекательная внешность, революционная деятельность, любовь власть имущих, всенародная слава, любовные похождения, способ самоубийства. Однако на деле их творческие судьбы различны. В отличие от Маяковского, одного из лидеров футуризма, чья литературная деятельность началась еще в 1912 г., Александр Фадеев представлял новую генерацию писателей, биография и творчество которых определились революцией и участием в Гражданской войне на стороне красных.

Да, Фадеев ушел из жизни так же, как когда-то Маяковский, выстрелив себе в сердце. Да, он оставил письмо, адресованное партии и правительству, так же как когда-то это сделал поэт. Но если Маяковский обращался к партии как к близкому, понимающему человеку, то Фадеев подготовил обвинительный акт. Прощальные слова руководителя главной писательской организации СССР не содержали в себе благодарности за высокий пост. Начиналось оно так:

«Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы – в числе, которое даже не снилось царским сатрапам, физически истреблены или погибли, благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте; все остальное, мало-мальски способное создавать истинные ценности, умерло, не достигнув 40–50 лет». А вот финал письма: «Литература – этот высший плод нового строя – унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения даже тогда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот хоть был образован, а эти – невежды.

Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушиваются подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни. Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством, но в течение уже трех лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять.

Прошу похоронить меня рядом с матерью моей».