500 великих катастроф

– Это конец, – сказала мама. Она вообще боялась летать с тех пор, как однажды попала на самолете в грозу. В иллюминатор я увидела огонь – самолет был объят пламенем. Языки огня закрывали правое крыло. Я хотела что-то ответить маме, но в этот самый момент раздался глухой удар. И, не поняв еще, что случилось, я оказалась уже вне самолета. Я по-прежнему сидела в кресле, и кресло это летело вниз.

Помню только, что я задыхалась, предохранительный ремень давил мне на живот, а я обеими руками старалась его оттянуть. Еще помню, что кресло в воздухе крутилось, а деревья казались маленькими и на удивление редкими. Потом я потеряла сознание.

Очнулась я от дождя. Лило так, как может лить в тропиках в разгар сезона дождей. Гремел гром. Было еще светло, Я лежала под креслом, их было три, соединенные вместе: мое, то, где сидела в самолете мама, и то, где спал какой-то сеньор. Но ни мамы, ни сеньора рядом не было. Я была одна, а вокруг квакали полчища лягушек и жужжала мошкара.

Я осмотрела себя и выяснила, что исчез куда-то предохранительный пояс, нет одной туфли, пропало колечко с пальца и очки. Платье было абсолютно цело, и меня это, помню, удивило больше всего. Тем более что с остальным было хуже, была сломана ключица, один глаз затек, на голове вздувалась шишка, а на ноге зияла рана. Боли я не чувствовала, но притом была настолько слаба, что не могла встать. Целую ночь я пролежала под креслом в полузабытьи.

Утром мне удалось подняться. Это стоило немалых трудов, невероятно кружилась голова. В траве я заметила сверток, подняла его и развернула: какие-то игрушки и рождественское печенье. Ах да, ведь сегодня Рождество… Елка… Отец ждет нас с мамой и нарядил елку… И только тут я все поняла: отец потерял жену, но дочери он потерять не должен. Я обязана выжить.

В джунглях я была не новичком: два года – с 1967-го по 1969-й – я прожила с родителями на биологической станции. Отец мой – зоолог, а мама была известным в Перу орнитологом. Они научили меня читать книгу джунглей.

Я должна найти реку. На берегах ее разместились деревни индейцев племен конибо, шипибо, какатаибо, а также поселки метисов-лесорубов. Все здешние реки и речушки несут воду в Рио-Укаяли. И на этой реке стоит Пукельпа, а в Пукальпе ждет меня отец.

Печенье, разбухшее от воды, имело такой мерзкий вкус, что я его выплюнула. В свертке еще был мешочек с конфетами, я решила его взять с собой. Потом я нашла палку – ощупывать землю перед собой, чтобы не наступить ненароком на змею или ядовитого паука.

Уже через несколько шагов весь мир завертелся перед моими глазами, и я опустилась на землю. Первое, что я услышала, придя в себя, было журчание воды.

Хорошо, хоть вода в ручейке была чистая, по крайней мере, я смогла напиться. Но самое главное – он должен вывести меня к реке.

Реки в перуанских джунглях текут не прямо, а крутят так, что, пройдя вдоль берега десяток километров, человек может продвинуться по прямой лишь метров на сто. Добавьте к этому тучи комаров. Добавьте аллигаторов, заполонивших берега рек. И не забудьте пираний, которые чуют кровь издалека. А у меня на ноге рана сантиметров в шесть…

Время от времени я вынимала из мешочка конфету, просто чтобы отвлечься. Голода я не ощущала. С деревьев свисало великое множество заманчивых на вид фруктов. Но я хорошо помнила слова отца, что в джунглях все, что выглядит красивым – бабочки, цветы, плоды, – ядовито.

Я шла и шла, и вдруг солнечный свет погас и стало темно. На ощупь я отыскала ровное место на берегу.

Солнце было уже высоко, когда я снова тронулась в путь. Голода я не чувствовала, по-прежнему лишь время от времени выпивала немного воды, все вокруг становилось привычным, даже спокойным.

…Вдруг я услышала хлопанье крыльев и увидела грифов. Тучу грифов. Они кружили над поляной, в центре которой громоздились обломки самолета. На фюзеляже можно было разобрать еще номер: 06 941. Резко пахло бензином. И ни следа людей.

Где-то в середине четвертого дня я услышала шум мотора самолета. Я закричала что было сил: «Помогите! Помогите!», хотя это было заведомо безнадежно. Самолет был где-то надо мной, но пилот, конечно, не мог меня видеть сквозь крышу из листьев. Даже сама я не видела самолета. Рев мотора начал затихать. Потом и вовсе исчез. Я осталась снова одна.

Муравьи преградили мне путь, лютые муравьи-переселенцы. Пришлось залезть по пояс в уже ставший широким ручей. За пару часов, продираясь через кусты метра на два, оставляя на ветвях лоскуты платья и собственной кожи, я вышла к широкой – метров пятнадцать – реке. Надежда снова забрезжили передо мной.

^{Джулиан Копке – единственная выжившая после катастрофы 24 декабря 1971 г. около Пуэрто-Инка}