500

Политики и уже в меньшей степени крупные директора не такие люди, как мы с вами. Если вы действительно хотите понять их образ мышления, идите в книжный магазин, к огромной полке с руководствами типа «помоги себе сам», где много опусов о том, как прикинуться некоей личностью, надев нужную маску. Одну маску политики носят для широкой аудитории — для ТВ, избирателей, а другую — для друзей и знакомых. Возможно, некая реальная индивидуальность и скрывается за этими масками, но я все же склонен считать, что после стольких лет выборных гонок и стольких народных анекдотов эти люди забывают, кто они есть на самом деле.

Доселе я знал Эрика Уокера только внешне: приятный джентльмен с наружностью южанина, в достаточной мере христианин, чтобы найти с ним общий язык, но и без настырной упертости фанатика. В папке с заключениями психологов, что дал мне Маркус, содержался полнейший бред: проблемы раннего самоутверждения, перекомпенсация чувства собственной неполноценности, гиперсексуальность. Скажем, весьма непривычный для успешного политика портрет. Нечто похожее, впрочем, я о нем и слышал.

Тем вечером мы с Уокером спустились в бар и пили несколько часов в компании с одним парнем, которого мне представили как редкостного ловеласа, что, по-моему, было явным преувеличением.

Затем я заметил, как Уокер с интересом разглядывает через зал красивую студенточку лет двадцати. Когда нас попросили сделать последний заказ, предупредив, что бар закрывается, я спросил Эрика, какие его дальнейшие планы. С медлительностью, свойственной жителям Миссисипи, он проговорил:

— А теперь я собираюсь стрёмно оттянуться, — и двинулся за ней.

Уж не знаю — да и не хочу знать, — что это в его устах означало. Впрочем, догадки у меня были вполне приличные.

Это был первый раз, когда он расслабился в моем обществе, и с тех пор такое случалось все чаще. Я с трудом разбирал чудовищную смесь жаргонных, бранных, креольских и каких-то совершенно диких словечек, которыми он изъяснялся, — но, может, это и к лучшему. Главный смысл этой тарабарщины я все же понимал. Некоторый шок я испытал, когда дошло до грубого обращения с женщинами, — все же кое-что папаша и мне сумел передать. Половина из того, что говорил Уокер, будто расшатывало элементарные законы природы и человеческой анатомии. Но, если не считать всего того, что выплескивалось из него где-нибудь в раздевалке, в целом Эрик был славный парень, с которым можно приятно провести время, и выгодно выделялся из всех знакомых мне завсегдатаев столичных коктейльных вечеринок.

В этот вечер, у Чипа, Уокер, по обыкновению, преображался просто на глазах. Немного поразглагольствовав насчет огромных возможностей своей партии на середине срока полномочий, он понизил голос до шепота, обвел глазами комнату и спросил меня, не желаю ли я «окунуться в тайну». Заметив, что в пределах слышимости оказалась очаровательная молодая женщина, он с любезной улыбкой повернулся к ней и вовлек ее в совершенно невинную беседу, сравнивая достоинства образования в Йеле и в Брауне.

— Я замолвлю за вас словечко, — кивнул он, после чего, приведя собеседницу в дикий ужас, завершил разговор такими тонкостями любовно-половой темы, о которых я здесь, пожалуй, умолчу. Впрочем, Уокеру казалось, что говорит он гораздо тише, чем это было на самом деле. Глуша стакан за стаканом, он стремительно пьянел.

Подловив меня на пути в ванную, Маркус тихо проронил:

— Что бы ни было, держись сегодня с Уокером.

— Зачем? — не понял я. — Что происходит?

— Будет лучше, если ты побудешь с ним. Уж ты мне поверь.

Все как всегда: старшие у Дэвиса напускают загадочного тумана. Я не знал, что конкретно нам нужно от Уокера, кроме того, что мужик метит в политические тяжеловесы и надо узнать его получше. Мне довелось краем уха услышать пару намеков, явно для меня не предназначенных, да кое-какие детали я чуть ли не клещами вытянул из Маркуса.

В общем, был у нас клиент, один хлыщ то ли из Боснии, то ли из Косово — я никогда не мог толком разобраться в этих адских дырах, истерзанных войнами девяностых, — который хотел провести несколько поправок в готовящийся законопроект по международным отношениям, чтобы то ли удешевить для себя экспорт, то ли что-то в этом роде. Еще одна крохотная лазейка, которую никто и не заметит. Фокус был в том, чтобы подождать, пока Белый дом и сенат выпустят свои варианты законопроекта, а согласительный комитет увяжет их в единое целое. Для Капитолийского холма это вполне обычный финт ушами, и в прокуренных кулуарах у какой-нибудь легенды политики всегда услышишь нечто похожее. Уокер был почти утвержденным новым членом Комитета по международным отношениям, так что имело смысл привлечь его на свою сторону.

Совершенно типичное дело — мы чуть ли не каждую неделю такое обтяпывали у Дэвиса. Но вот чего я никак не мог понять: почему о нем так тихарились, будто это какая-то государственная тайна? Никогда на моей памяти ни с одним делом в фирме так не темнили.