Я только её получила. Её собрали на заказ в Германии. Теперь придётся ждать, пока они сделают новую на замену. И кто знает, сколько времени это займёт.
Всё это уже начинает меня раздражать, не хочу больше смотреть.
— Я сказала. Выключить. Это, — повторяю ей. — Незачем мне это видеть. Чёрт, я
А женщина уже полностью поглощена очередным звонком. Этот, очевидно, ведётся на французском.
—
Я чувствую, как моё лицо горячеет от гнева. Она серьезно назвала меня избалованной соплячкой?
— Извините, — требую я.
—
— Чем именно вы занимаетесь у моего отца?
Совершенно ясно, она раздражена, что я её перебила, но пытается это скрыть.
— Я его новый пресс-атташе.
— Ну, тогда… — начинаю я, прежде чем перейти на чистейший французский, — возможно, если бы вы завершили свое исследование, то узнали бы, что «избалованная соплячка» провела половину детства во Франции.
А потом я закрываю глаза на её ошеломленное выражение, опять занавешиваю лицо волосами и бормочу:
— Просто разбудите меня, когда мы доберемся, о'кей?
Глава 2
Всё в семью
У моего отца есть постоянный номер в отеле «Беверли Уилшайр». Предположительно для того, чтобы развлечь партнеров, когда те прилетают в ЛА. Но я-то знаю, что это полная чушь. Номер для того, чтобы он не ночевал дома. Всем известно, что сон требует определенного уровня близости. Не важно, романтические это отношения или же семейные, сон — интимный акт. Пробуждение утром — это личное. Совместный завтрак — для семьи. И независимо от того, что трезвонят газеты, Ларраби, определённо,
Как, наверное, думает мой отец, если он будет периодически ненадолго появляться в нашем основном доме в Бэль-Эйр, то он будет считаться его жителем. Но, конечно, это никогда не достаточно долго, чтобы действительно заняться каким-нибудь аспектом моей жизни. Ребенком я была достаточно наивной, чтобы пытаться перетянуть его внимание на себя в большинство из его редких визитов, мчась к парадной двери с рисунками, которые я сделала в художественном классе, или одевалась в свой последний балетный костюм, готовая показать ему новое выученное движение. Я всегда отчаянно нуждалась в его одобрении. Жаждала тех пустых односложных оценок, которые я с жадностью проглотила бы и схоронила за щеками, подобно бурундуку, не знающему, когда он снова сможет поесть.
Теперь я умнее. Не трачу впустую своё время. И когда «намечается» его визит (да, они почти
— Твой отец на пути из Нью-Йорка, — сообщает мне знакомый мужской голос, как только я ступаю в номер и падаю на обитый шёлком шезлонг в гостиной.
Как я и сказала,
— Спасибо за предупреждение, — язвительно отвечаю я.
— Не говори со мной подобным тоном, — злится Брюс, отходя от стола в столовой и угрожающе смотря на меня сверху вниз. — На этот раз ты действительно напортачила, Лекси. Ты хоть понимаешь, что могла кого-нибудь
Я ложусь на бок, так что мне не приходится смотреть на него.
— О, перестань, Брюс. Я сегодня через ад прошла. Не можешь расслабиться хоть на секунду?
Брюс — личный юрист моего отца. Как противоположность любому из его корпоративных болванов. Он распоряжается всем состоянием моего папочки, доходами, завещаниями, трастовыми фондами и, что важнее всего, семейными делами (чем в данный момент являюсь я). Правда в том, что с тех пор, как пять лет назад умерла моя мама, я провела с Брюсом больше времени, чем с собственным отцом. Неудачный результат этого — он часто пытается рассматривать меня как дочь. А это значит, что он испытывает какое-то извращённое удовольствие от выговоров мне. Словно этого нет в его должностной инструкции, но внутри он поздравляет себя, что вышел за пределы служебного долга.
— Ты
— Имеешь в виду, нужно ли мне напоминать, как погибла моя мать? — презрительно спрашиваю я. — Нет, думаю, я все прекрасно помню, спасибо.
Он понижает голос до сердитого шипения.
— Этой ночью ты подвергла эту семью серьезному риску.
Я стону и закатываю глаза.
— Говоришь так, словно ты
— Так и есть! — выпаливает он негодующе. — Я слежу за интересами семьи. Все время. Твоего отца, твоих братьев и твоими. Я