Чтобы приковать ее интерес, шутила Тарп, требовалась «единственная в истории всего мира возможность»[222]
. Мари получила ее, когда ей не исполнилось и тридцати. Не прошло и двух лет после приема на работу в Колумбийский университет, как она стала работать на полную ставку, составляя вместе с Хизеном карты океанского дна.Тарп и Хизен первоначально отталкивались от комплекса данных, предоставленных Военно-морскими силами США. Во время Второй мировой войны военные корабли были оборудованы эхолотами. Когда корабль посылал вниз звуковой сигнал, перо самописца двигалось по листу бумаги, словно звукосниматель проигрывателя. По возвращении отраженного сигнала перо прожигало дырочку в бумаге электрической искрой, отмечая глубину океана в этом месте. Процесс записи был непрерывным, и Тарп с Хизеном получили самый полный массив промеров океанских глубин, доступный на тот момент. Технология имела небольшой недостаток. Когда моряки открывали корабельный холодильник, подача электроэнергии прерывалась, как и способность инструмента проводить точные измерения. «Когда такое происходило, – объяснила Тарп, – отраженный сигнал не возвращался и эхолокатор считал океан в этих точках столь же бездонным, что и аппетит команды»[223]
.К 1952 г. исследователи собрали десятки тысяч измерений – каплю в море. Даже при таком количестве данных большая часть океанского дна оставалась неописанной.
Хизен собирал данные, Тарп наносила их на карту. Расположившись на чертежных столах в Геологической обсерватории Ламонт Колумбийского университета в Палисейдсе (штат Нью-Йорк), она объединяла результаты промеров глубин, создавая трехмерные карты. В самых явных проплешинах океанского дна Мари вписывала хорошо заметные условные обозначения.
Тем временем в рамках параллельного проекта Bell Laboratories Хизен нанял студента Бостонского университета со специальностью «изобразительное искусство», чтобы рисовать эпицентры подводных землетрясений. Он надеялся, что это поможет ему лучше понять, где берут начало течения, рвущие подводные кабели компании. Хизен требовал, чтобы студент картографировал в том же масштабе, что и Тарп.
Включив подсветку просмотрового стола, Тарп разложила на нем карту океанского дна, поверх которой художник наложил карту землетрясений. Вместе карты позволили увидеть нечто невероятное: очаги землетрясений, как клапаны флейты, выстроились вдоль Срединно-Атлантического хребта.
Итак, дрейф континентов реален. Потребуется еще два года, чтобы убедить в этом Хизена.
В 1959 г. теория континентального дрейфа вызвала широкий общественный резонанс благодаря Жаку Кусто, который, как и практически все остальные, не был сторонником этой теории. Однако Кусто отличался любопытством и поэтому поплыл к хребту, прикрепив камеру к испытательной тележке, которую протащил вблизи морского дна. «Он сделал красивые съемки больших черных скал в синей воде и показал фильм на Первом Международном конгрессе океанологов в Нью-Йорке в 1959 г., – вспоминала Тарп. – Это помогло многим людям поверить в реальность нашей рифтовой долины»[224]
.Тем не менее Хизен уперся. Они с Тарп сходились в таких жарких спорах, что швыряли друг в друга грузила и пинали корзины для бумаг. Притом что они были близки почти как родственники и против остальных выступали единым фронтом.
Хизен постепенно согласился с теорией континентального дрейфа, чего не скажешь о его начальнике. Тот с такой яростью восстал против вывода тандема, что уволил Тарп и чудовищно осложнил выполнение должностных обязанностей для Хизена, имевшего бессрочный контракт.
Талант Тарп не сводился к умению работать за чертежным столом. Потеряв официальную должность, она работала дома, поручив псу по кличке Инки охранять ее от враждебных бывших сослуживцев. К счастью, обширные контакты Хизена помогли продолжить исследование морского дна, и Тарп наконец получила возможность подняться на борт исследовательского судна, участвовавшего в проекте.
Совместно Хизен и Тарп обследовали 70 % пространства земного шара и совершенно изменили сферу изучения геофизики. По словам самой Тарп, «доказать существование рифтовой долины и срединно-океанического хребта, тянущегося через всю планету на 64 000 км, было очень важно. Такое может выпасть тебе лишь один раз. Трудно найти что-то более значительное, по крайней мере на нашей планете»[225]
.Ивонн Брилл
1924–2013
инженер