56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

Уже сидя на жесткой скамейке в фюзеляже вертолета, почувствовал: вроде как и отпустило. От шума винтов, от вибрации корпуса машины, летящей к месту выброски, в десантном отсеке ничего не слышно. Закрыв глаза, утешаю себя: «Убьют так убьют, да и хрен с ним, все равно когда-то помирать придется. Маму, конечно, жалко, один я у нее, а так вроде как и ничего». Вертолет то вверх, то вниз ныряет, противно сосет под ложечкой. Знаю: когда летчик так пилотировать начинает, выполняет машина противозенитный маневр. Лица у всех ребятишек, да и у меня тоже, до зелени побледнели, кое-кого уже подташнивать стало. Вот так, ребята, в десанте служить – это вам не в берете перед девками выделываться.

– К машине!

Завис вертолет над землей, пилот не глушит двигатель, открыт десантный люк. Бьет в лицо воздушный поток, бешено свистит разгоняемый лопастями винта воздух.

– К машине! – повторно перекрывая рев двигателя, напрягая глотку и чуть не срывая голос, кричу я: – Пошел! Пошел! Пошел!

По одному из люка выпрыгиваем, и сразу от вертолета в цепь разворачивается группа. Вертолет взмывает в воздух. И тишина. Сначала она звенит и давит страхом, эта пропитанная напряженным ожиданием тишина. Но никто не стреляет, никого не видно, не обнаружили нас пока – и отпускает, и уже миром и покоем дышит тишина. Вот и чудненько. При доставке не сбили, при высадке не перестреляли, а уж дальше мы сами. Еще десять минут лежим, перекуриваем, осматриваемся и прикрываем высадку остальных групп. Один за другим в метре от земли зависают вертолеты, прыгают с них десантники. Все в сборе? Все. Пошел!

На двести метров вперед от роты уходит передовая походная застава. Это ж сколько раз я дозором-то ходил?

Много, почти на каждой операции. Ничего, пока живой. Слушай горы, солдат, смотри вперед и по сторонам, под ноги глянуть не забудь и слушай, слушай «фибры» своей души, может, и обойдется все. Виляет узкая горная тропа, что там, за поворотом? Да хрен его знает! Идешь? Вот и иди, что будет, то и будет.

– Ну чего тебе? – не оборачиваясь, на ходу спрашиваю веснушчатого Валерку. Он чуть поодаль со мной в паре идет. Чувствую, что давно хочет что-то спросить.

– А ты вправду «духов» чуешь? – ускорив шаг и подходя ближе, нерешительно спрашивает Валерка.

– Правда, – утешаю его. Пусть верит, ему так легче будет впереди идти. Обернувшись, глянул на его красное, все мокрое от пота лицо и замогильным голосом тихонько провыл: – Еще чую, что тебе твоя девонька со студентом изменила, а когда ты живой вернешься, то на другой женишься.

– Это кто же тебя сказал? – от удивления разинув рот, спрашивает Валерка и, споткнувшись о камень, короткой очередью выплевывает матерное ругательство.

– Духи гор, – подвывая, говорю я и, не выдержав, тихонько смеюсь и, посмеиваясь, все веду наблюдение. Что-то мне не нравится, вот та гряда вдали не нравится, и шепчут «фибры души»: «Будь осторожнее…»

– Какие еще духи?!

– А вот те, что за теми горками прячутся, – уже без улыбки шепчу и командую: – Ложись!

Ползком в укрытие. За камни и голову не выставлять. Смотри, солдат, еще лучше смотри, а не мелькнет ли кто, нет ли дымка, не блеснет ли на солнце чужая оптика. А горная гряда в пятистах метрах от нас и в самом деле подозрительная, тропка через нее идет, очень, очень удобное место для засады. Пригнувшись, подбежала вторая пара дозора – Олег с Кузьмой. И тоже укрываются за камнями. Кузьма все никак к климату здешнему не привыкнет, все потеет и потеет, дышит тяжело. Из Архангельска парень, жару плохо переносит. Тихо-то как, только издалека, где ждет нашей помощи четвертый батальон, слышен приглушенный рокот дальнего боя.

– Очень даже может быть, – разглядывая гряду в бинокль, согласился Петровский.

Рота рассредоточилась за последним поворотом, их с гряды не увидишь, а ротный к нам подполз. Недалеко от меня залег. Стоптанные ботинки, измазанная в пыли выцветшая форма, сбился ремень с подсумком, красно-бурое от горного загара лицо… Всматриваясь вдаль, щурит глаза Петровский на ярком солнце.

– Кинуть туда пару мин, – предлагаю я, – посмотрим за реакцией, если ответят, то из минометов их расстреляем, если нет, то повзводно туда перейдем.

– Первыми откроем огонь – себя обнаружим, – негромко отказывается офицер и после секундной паузы тихо говорит: – Пусть думают, что на них дураки необстрелянные нарвались. Один взвод в открытую, прямо через горы пошлем, на гряду подниматься. Остальные, в том числе минометы и АГС, их прикрывать будут, по обнаруженным огневым точкам легче огонь вести, накроем их и под огневым валом прорвемся.

– И кто первым пойдет?

Кому, задыхаясь, карабкаться наверх по склону, кто примет огонь на себя, кого ты пошлешь, ротный? Кому первыми сегодня умирать?

– Нам придан взвод из противотанковой батареи, их отправим, – с расстановкой цедит слова Петровский, отворачивается от меня и снова смотрит на впереди стоящие горы. Есть там засада, нет там засады, бессмысленно рисковать не стоит.

– Так они же первый раз в горах! – слегка недоумеваю я. – Они же раньше только в охранении стояли. Их же, как курей, перестреляют.