6001fbbe-81d2-472b-a1a3-fa8f482a95dd

- Ты подумай об этом и сообщи мне, когда сможешь.

Сайрус склоняет голову в очередной раз. И мы поворачиваемся, мельком я вижу,

одинокие красные капли крови, скатывающиеся по его лицу.

- Это было мило с твоей стороны, - шепчу я Дориану, когда он переплетает свои пальцы с

моими. - Ему было необходимо это.

- Нам обоим, - отвечает он. - И я серьезно. Сайрус преданный, а также умный. Всегда был

таким. И я знаю, как сильно он ненавидит себя за то, кто он, но я не сожалею, что спас его.

И если я мог бы сделать, то же самое...

Я сжимаю руку, и останавливаюсь посредине шага, заставляя его повернуться ко мне

лицом.

- Ты сделал все, что мог и я горжусь тобой. И ты знаешь, что Нико где-то там, на небесах,

смотрит на нас и испытывает тоже чувство гордости. Он любил тебя, Дориан. Он

восхищался тобой. И он не хотел бы прожить остаток своих дней никем другим, как твоим

младшим братом. Мы должны отпустить его, малыш. Он бы этого хотел. Чтобы обрести

покой.

Дориан наклоняется вперед и целует меня, пытаясь скрыть вспышку боли на лице. Но он

знает, что я права. Нико не обрадовался бы обращению в вампира. Такая жизнь была бы

не для него.

Мы продолжаем наше шествие в толпу, как вдруг кто-то хватает меня за руку. Я думаю,

что это Морган позади меня, пытается привлечь внимание, но это оказывается крошечная

пожилая дама, которая сидит за одним из праздничных столов.

Ее волосы цвета только что выпавшего снега, и длинной почти до талии.

Одета она была в длинный, коричневый плащ, который выглядел как мешок. А ее глаза...

ее глаза были затуманенными.

- Извините, - говорю я вежливо, подавшись вперед. - Вы в порядке?

Женщина не поднимает на меня взгляд, она всматривается в наши переплетенные руки, а

на ее морщинистом лице появляется удивление.

- Ты горишь, дитя. Священный огонь внутри тебя.

- Она слепая, - бормочет Алекс из-за моего плеча, - оракулы всегда слепы. Однако, всё

видят.

- Простите, - говорю я женщине, которая по-прежнему не отпускает мою руку. - Я могу

вам чем-нибудь помочь?

- Нет. Никакой помощи не нужно, дитя. Ибо я нахожусь здесь, чтобы помочь тебе.

Видишь ли, есть жизнь внутри огня. Тебе не следует бояться, ибо это благо. Мощное. - И

так же быстро как она меня схватила за руку, кладет ладони мне на живот - костлявые,

бледные пальцы на моем шелковом платье. - Да, совсем даже неплох. Боец. Тем не менее,

в крошечном сердечке есть сострадание. И любовь.

Она поднимает подбородок и встречается со мной взглядом, словно видит меня насквозь.

Смотрит прямо в глубь моей души.

- Он любит тебя, дитя, - произносит она, прежде чем поворачивает эти призрачные глаза

на Дориана. - И тебя, своего отца.

Я ахнула и сделала шаг назад, прикрывая рот дрожащими пальцами.

- Но... но это невозможно. Я проклята. Я... Я не могу, - я смотрю на Дориана, который

бледный как полотно, его глаза широко раскрыты в недоумении.

Старуха улыбается, все больше обнажая десны, чем зубы.

- Жизнь, которую ты потеряла, возродилась внутри тебя. Теперь она останется с тобой. -

Затем, как если бы она была в трансе, старуха вздрагивает, несколько раз моргает и

отворачивается, возвращаясь к своему блюду.

Я не могу думать. Я не могу чувствовать. Я просто продолжаю дрожать, когда тысяча

эмоций врезается в меня на бешеной скорости. Это не правда. Это просто... этого не

может быть.

Дориан медленно подходит ко мне и притягивает к себе. Затем своей нетвердой рукой, он

нежно дотрагивается до моего живота с такой любовью и нежностью, словно держит в

руках сердце.

Я смотрю на него с переполненными от слез глазами, и нахожу, что он улыбается. Сияет

от любви и гордости. И надежды.

Затем случается немыслимое.

Он смеется.

Дориан смеется так заразительно, что весь зал на мгновение затихает и смотрит на него.

Слезы скатываются из его веселых голубых глаз, он отпускает эмоции, которые подавлял

несколько дней, недель, месяцев, лет.

Я со страхом смотрю на него, впитывая ощущения от его руки на моем животе и чистую

радость, льющуюся из него. Чувствуя, что, в конце концов, все будет хорошо.

Фотограф просит запечатлеть редкий момент, и мы с радостью соглашаемся. Я машу

нашим друзьям снова, Морган, Ларс и Алекс протискиваются к нам. Окутывая нас

любовью.

Испытывая неудержимое счастье, я вспоминаю фотографию, стоящую на тумбочке, моя

мама, должно быть, испытывала тоже самое в тот день - страх перед неизвестностью

вперемешку с чистой радостью от того, что разделит жизнь с людьми, которых она

любила.

Она понимала, что ступает на безумную и опасную тропу, но все равно сделала это.

Потому что любовь того стоила. Я имела смысл для нее.

- Хорошо, а теперь улыбаемся, - говорит фотограф.

И пятеро из нас - сделали это. Потому что сейчас, мы можем быть безумно счастливы. Мы

можем найти радость победы в разрушении. Мы можем ошибиться, оступиться, и упасть.

Но мы знаем, что кто-то всегда рядом протянет руку помощи, чтобы вытащить нас