66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

— Первый раз это у них тоже случилось в машине, — шепнул Уидлер на ухо Эмили. Она поморщилась. Значит, в отеле у них действительно тогда ничего не получилось. Да и не следовало бы, наверное, выдавать своих чувств... Но какого черта он мне сообщает об этих подробностях? Мало ли где у них случилось это в первый раз. В машине? Значит, они специально нанимали водителя? Эмили представила, как в миг наивысшего возбуждения Адо замечает, что водитель неправильно переключает скорость, сбрасывает ничего не подозревающую Хану со скипетра своей страсти, как называл это один прозаик из русских, хватает водителя за плечо и дает советы. Или, наоборот, водитель, более опытный в любовных делах, отвлекается от дороги и дает полезные советы Адо: «Не так! Глубже, чаще, черт тебя побери! Дай мне, уж я–то вам покажу!..» Эмили отнюдь не чувствовала возбуждения и теперь уже кусала губы, чтобы не расхохотаться. Трезвость ума и конкретное мышление, столь уместные у юриста, чудовищно мешали ей как женщине. Или, наоборот, помогали. Во всяком случае, Уидлер добился прямо противоположного эффекта. Хотя, может быть, он именно на это и рассчитывал... И хотел сделать все, чтобы они как можно дольше не переходили к таким отношениям, которые она видела вчера в ресторане и сегодня в машине. Правда, откуда ему знать о ее девственности?

Любимый в колледже анекдот припомнился ей: Мэгги всегда рассказывала его в компании, и неизменно он сопровождался диким взрывом хохота. Почему нельзя изнасиловать женщину на Манхэттене? Замучат советами...

Уидлер не обращал никакого внимания на усмешки Эмили или приписывал их ее смущению. Сам он искренне наслаждался, и Хана с Адо, похоже, радовались не меньше его. Эмили даже устыдилась своих гнусных мыслей — так они были счастливы вернувшейся близостью и не смущались присутствием зрителей, которым не было никакого дела до их счастья. Хорошая машина. Просторная. Хана только что о потолок не стукалась, вздымаясь и опадая над Адо, как огромная, горячая белая волна. Лицо ее раскраснелось, пот выступил под глазами. Она странно помолодела. Руки мяли волосы Адо, крутили соломенные пряди, она встряхивала головой и всхлипывала от блаженства. Стон полного счастья исторгнулся из груди Адо, и он откинулся на спинку. Хана, по-видимому, кончила еще раньше, и сейчас его оргазм застал ее на пике нового возбуждения. Она несколько раз, быстро, с силой приподнялась и опустилась, вращая бедрами, и наконец обессилено опустилась на его колени, припав к его плечу усталым, раскрасневшимся, неузнаваемым лицом.

Уидлер разочарованно отвернулся.

Эмили испытывала странное торжество. Во-первых, это все–таки кончилось, Всегда кончается. Во-вторых, игра Уидлера тоже кончилась. Хватит с него, пожалуй. Теперь он, должно быть, испытывает то острое разочарование и раскаяние, о котором говорила Мэгги применительно к мужчинам вообще: «Понимаешь, мы–то только после этого и начинаем их любить, а они наоборот — ничего, кроме разочарования, не чувствуют. Да зачем я это сделал, да теперь она начнет тянуть из меня соки, да она совсем нехороша... Потому что после этого, подруга, — особенно если нам действительно было хорошо, — мы выглядим не больно–то привлекательно. Как женщина умная и трезвая, ты должна отдавать себе в этом отчет».

Хана, однако, была ничего себе...

Интересно, кончил Уидлер или нет? А водитель? Во всяком случае, автомобиль кончил. Он плавно затормозил. Они прелестно скоротали дорогу. Она занимала куда больше времени, когда Уидлер вез Эмили туда, на мотоцикле. И все же туда она согласилась бы ехать еще и еще, а обратно... Хорошо, что они приехали. Очень хорошо!..

Интересно, как она теперь пойдет домой без трусов, в мятой и мокрой юбке... Впрочем, Хану, судя по всему, это нимало не заботило. Она смотрела на Эмили с превосходством счастливого человека. Свободного и счастливого. Закусив нижнюю губу. Звериный оскал страсти.

Уидлер распахнул дверцу. Эмили выскочила наружу.

Нимало не заботясь о Хане и Адо, — да и машина–то принадлежала, в конце концов, им, и лучше им остаться теперь наедине, — он пошел следом за Эмили, которая в недоумении озиралась. Это был вовсе не ее отель. Сквозь затемненные стекла она не узнала местности. Они стояли теперь у того самого полуразрушенного отеля, который составлял главный предмет ее профессиональных забот. Машина мягко тронулась, исчезла из виду, оставила их вдвоем на пустынном берегу. Где, разумеется, не велось никаких работ. Да и к чему? Рабочие, наверное, сейчас переустраивают пляж в полумиле отсюда. А отель все равно подлежит сносу...

— Ты не мог им сказать, чтобы они прекратили?

Уидлер мягко улыбнулся. Сейчас он был ее союзником. Прежним. Хотя каким прежним? — она знала его два дня...

— Не хотел. Но я и не мог бы. Расскажи мне лучше, что ты видела?

— Я видела людей, занимающихся сексом.

Получите, господин учитель!

Господин учитель был тих и печален.

— Ты видела людей, занимающихся любовью. Это большая разница.