7 лучших историй для мальчиков

– Уж не обломок ли мачты с «Макари»? – спросила Элен.

– Нет, – ответил Гленарван, – ни один обломок не мог быть отнесен на такое расстояние от судна.

– Постойте! – крикнул Джон Манглс. – Я узнаю его – это ялик!

– Ялик с брига? – спросил Гленарван.

– Да, сэр, он самый, причем опрокинутый вверх дном.

– Несчастные! – крикнула Элен. – Они погибли!

– Да, погибли, – подтвердил Джон Манглс. – И они неминуемо должны были погибнуть, ибо при таком бурном море, в такую беспросветную ночь, среди этих рифов они шли на верную смерть.

В течение нескольких минут пассажиры молчали. Они глядели на приближавшийся утлый челн. Он, очевидно, перевернулся в четырех милях от берега, и из бывших на нем пассажиров ни один, без сомнения, не спасся.

– Но ялик, пожалуй, может нам пригодиться, – проговорил Гленарван.

– Конечно, – ответил Джон Манглс. – Правь на него, Вильсон.

Матрос выполнил приказание капитана, но ветер спадал, и плот добрался до опрокинутого ялика лишь к двум часам.

Мюльреди, стоявший на передней части плота, ловко подтянул ялик к борту плота.

– Пустой? – спросил Джон Манглс.

– Да, капитан, – ответил матрос. – Ялик пуст и пробит, а потому служить нам не сможет.

– Значит, не годен? – спросил Мак-Наббс.

– Не годен, – сказал Джон Манглс. – Это обломок, годный только на дрова.

– Жаль, – промолвил Паганель. – На таком ялике мы могли бы добраться до Окленда.

– Что делать, господин Паганель, приходится мириться с этим, – отозвался Джон Манглс. – К тому же на таком бурном море я все же предпочитаю этой утлой лодке наш плот. Видите, достаточно было легкого удара, чтобы привести ее в негодность… Итак, сэр, нам здесь больше нечего делать.

– Едем дальше, Джон, – сказал Гленарван.

– Правь прямо на берег, Вильсон! – приказал молодой капитан.

Прилив должен был держаться еще с час. За это время удалось пройти мили две. Но тут ветер почти совсем спал; казалось даже, что он начинает дуть от берега. Плот остановился. Но вскоре отлив стал относить его в открытое море. Нельзя было терять ни секунды.

– Отдай якорь! – крикнул Джон Манглс.

Мюльреди, бывший наготове, бросил якорь. Плот отнесло еще назад сажени на две, а затем его удержал туго натянувшийся перлинь, и путешественники приготовились к довольно продолжительной стоянке. Следующий прилив должен был наступить в десять часов вечера, а так как Джон Манглс был против того, чтобы идти на плоту ночью, путешественникам предстояло простоять на якоре до шести часов утра. Они находились меньше чем в трех милях от берега.

По морю катились довольно крупные волны, и, казалось, они катились к берегу. Когда Гленарван узнал, что ему и его товарищам предстоит провести на плоту всю ночь, он спросил Джона Манглса, почему тот не воспользуется этими валами, чтобы приблизиться к берегу.

– Вас вводит в заблуждение оптический обман, сэр, – ответил ему молодой капитан. – Это только кажется, что валы эти движутся вперед: на самом деле они никуда не движутся. Бросьте в эти волны кусочек дерева, и вы увидите, что его никуда не унесет, пока не начнется отлив. Нет, сэр, нам остается только запастись терпением и ждать.

– И пообедать, – добавил майор.

Олбинет не замедлил достать из ящика с провизией несколько кусков сушеного мяса и с дюжину сухарей. Стюард был смущен скудостью этого меню, но тем не менее все ели охотно, не исключая путешественниц, несмотря на то что резкая качка не располагала их к особенно сильному аппетиту.

Надо сказать, что эти резкие толчки, получавшиеся оттого, что плот, удерживаемый канатом, выдерживал на себе натиск волн, были чрезвычайно утомительны. Плот то и дело подбрасывало короткими, порывистыми волнами; он не мог бы сильнее удариться и о камень подводной скалы. Подчас казалось, что он и на самом деле бьется о камни. Перлинь сильно дергало, и молодой капитан каждые полчаса травил его на сажень. Без этой предосторожности он неизбежно лопнул бы, и плот унесло бы в открытое море.

Легко понять опасения Джона Манглса: каждую минуту мог лопнуть канат или сорваться якорь. В обоих случаях путешественники оказались бы в отчаянном положении.

Приближалась ночь. Диск солнца, кроваво-красный, вытянутый вследствие преломления света, вот-вот должен был исчезнуть за горизонтом. Далеко на западе вода блестела и сверкала, словно расплавленное серебро. Там ничего не было видно, кроме неба и моря да еще остова «Макари», все еще неподвижно стоявшего на своей мели.

Быстро наступили сумерки – они длились всего каких-нибудь несколько минут, – и берега, замыкавшие горизонт на севере и на востоке, потонули во мраке.

Какое томительное состояние должны были переживать наши потерпевшие крушение путешественники на этом тесном плоту, среди беспросветного мрака! Одни забылись в тревожной дремоте, нагонявшей тяжелые сны, другие всю ночь не могли сомкнуть глаз. Все встретили рассвет разбитые усталостью.