7том. Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле

Жюстина бросилась на кухню и, чтобы наверстать потерянное время, опрокинула в печку целое ведро угля. Она плакала. Отблески пламени румянили ее пылающее лицо, и слезы сверкали огнями, точно те слезы, что проливала любимая Аполлоном дочь Приама [291]во время пожара Трои:

Ab coelum tendens ardentia lumina frustra. [292]

Я потерял надежду разыскать стыдливого бедняка. Но Фонтанэ несколько дней спустя, как-то на большой перемене, рассказал о наших планах и неудачах Ла Шенэ, необыкновенно ловко выставив меня в смешном виде, и спросил, не знает ли Ла Шенэ какого-нибудь стыдливого бедняка, нищего, который не просит милостыню. Мы относились к Ла Шенэ с величайшим уважением.

Он ответил, что его мать оказывала помощь одному бедняку подобного рода.

— Он уже умер, но у него осталась вдова с двумя детьми. Мама отдает им мои старые вещи. Вдова Баргуйе, — прибавил Ла Шенэ, — живет в переулке Дракона.

И он назвал номер дома, не помню уж какой. Мы с Фонтанэ решили отнести вдове Баргуйе сумму, ассигнованную на помощь совестливым нищим, или, вернее, то, что осталось от этой суммы, ибо, по наущению Фонтанэ, мы каждый день расходовали из нее понемногу то на пирожные, то на плитку шоколада. Подстрекая меня на эти траты, Фонтанэ горячо уверял, что сам он на днях внесет огромную сумму в общую кассу.

По средам, день свободный от уроков, матушка отпускала нас гулять одних, так как Фонтанэ внушал ей полное доверие. До некоторой степени она была права: Фонтанэ никогда не делал глупостей сам, зато подзуживал на глупости других. Матушка не могла постичь характера Фонтанэ, который всегда умел выставить себя в выгодном свете и пускал в ход всю свою хитрость, чтобы снискать уважение общества. Мы воспользовались доверием матушки и пошли навестить вдову Баргуйе. В те годы Ренская улица не была еще проложена, и в переулок Дракона вел узкий крытый проход со сводом, на котором извивался страшный дракон. Он существует и до сих пор; это обломок прекрасного архитектурного стиля Людовика XV. Теперь он выкрашен в зеленый цвет, хотя был бы красивее в сером камне [293]. В те далекие времена он был ярко-красным, и это делало его еще ужаснее. Казалось, его огненная пасть изрыгает грозный рев, так как, подойдя ближе, мы услышали оглушительный шум, в сравнении с которым шум сукновальных мельниц, так напугавший Санчо Пансу, показался бы нежным воркованьем. На самом же деле это был стук сотен молотков, дружно ударявших по наковальням. Переулок, населенный циклопами, ощетинился решетками, окрашенными, как и дракон на своде, в ярко-красный цвет. Мы шли вперед под гулкий звон железа. Приключение становилось интересным. Наконец, в конце переулка, в доме под номером, указанным Ла Шенэ, мы толкнули входную дверь и очутились в потемках, среди сырости и вони; мы вдыхаем запах плесени и натыкаемся на старые бочки, лесенки, гнилые доски. Стук бесчисленных молотков, испугавший нас еще под сводом, доносится сюда заглушенным и придает нам бодрости. Через несколько секунд, привыкнув к темноте, мы замечаем очень крутую винтовую лестницу, вдоль которой вместо перил болтается толстая грязная веревка. Поднявшись в полумраке ступенек на двадцать, мы нащупываем запертую дверь; не найдя звонка, я тихонько стучусь. Фонтанэ стучит громче.

— Кто там? — спрашивает грубый голос.

— Мы.

— Кого вам надо?

— Госпожу Баргуйе.

Слышатся неторопливые шаги, щелкает ключ, дверь отворяется. На пороге показывается г-жа Баргуйе, багровая, с растрепанными космами, похожими на клубок змей, в пестрой расстегнутой кофте, едва прикрывающей грудь.

Комната с плиточным полом служила и кухней и спальней; вся обстановка состояла из большой кровати, маленькой кроватки, шкафчика да нескольких соломенных стульев. Один был сломанный, трехногий. На стенах висела кухонная утварь и благочестивые картинки. Камин был заставлен бутылками и грязными стаканами.

Сладким голосом вдова спросила, что нам угодно.

— Вы ведь бедная, сударыня, не правда ли? — осведомился Фонтанэ.

— Увы, это так! — вздохнула вдова.

Она пригласила нас сесть. Фонтанэ, хоть он и был ниже ростом, она оказала больше внимания, усадив его в кресло с дырявыми подушками, а мне предложила трехногий стул. Она охала и жаловалась на свои несчастья; все беды начались с тех пор, как она овдовела. У мужа ее было хорошее место в Берси, но он долго болел, а после его смерти ей пришлось все продать. Сама она работает матрацницей, но за последнее время растеряла всех заказчиков. Она много рассказывала о своих детях, Алисе и Фирмене, — какие они душечки и как их трудно воспитывать. Сейчас они как раз ушли искать работы.

С восхитившей меня ловкостью и непринужденностью Фонтанэ вручил ей наше пособие, вовсе не упомянув о моем участии в доле, так как знал мою скромность. Вдова назвала его маленьким виконтом и со слезами принялась благодарить, восхваляя милосердного бога, что он послал ей на помощь ангела небесного.