Несколько лет тому назад этот человек нанес тяжелое поражение английской дипломатии и энергично способствовал усилению французского влияния в Европе. Затем он с честью пал и удалился в отставку, сопровождаемый широкой и почетной непопулярностью. А сейчас его выдающийся ум был бессилен перед таким обстоятельством, как детский мяч, залетевший на дерево. Вот она, непрочность человеческой природы! Какое-то предчувствие мешало мне посмотреть прямо в лицо его дочери, дочери Мари. Но, посмотрев, я уже не мог выйти из тягостного созерцания. Это не был больше тот беленький и свежий ребенок, которого я видел на Елисейских полях. Маргарита выросла и похудела, лицо ее стало желтым, как воск. Печальные глаза очерчивала густая синева. А виски… Чья незримая рука запечатлела на обоих ее висках зловещие пятна, похожие на темные фиалки?
— Там, там, там! — повторял старик, вытягивая руку, которая не слушалась его и ходила во все стороны.
Прежде всего надо было ему помочь.
Забросив на дерево камень, я без труда сбил мяч; X*** радовался, как ребенок, когда мяч упал на землю. Меня он не узнал. И я ушел прочь, чтобы избавить его от необходимости благодарить за услугу и чтобы самому избавиться от тоски, охватившей меня при виде дочери Мари, Маргариты, — такой, какой она стала сейчас.
Я редко выхожу из дома. Я не ощущаю больше красоты мира. Вернее, роскошные и упоительные зрелища природы доставляют мне страдание. Целыми днями я мараю бумагу и пытаюсь рассеять скуку, вызывая в памяти полустершиеся образы, связанные с моим детством. Все написанное мной будет сожжено. Я был бы весьма смущен, если бы эти страницы, впитавшие в себя мои мечты и слезы, попались на глаза людям серьезным. Что увидели бы на них серьезные люди? Какие-то детские личики?..
Сегодня я пошел погулять вдоль реки, голубые воды которой отражают растущие над ней ивы и раскинутые по ее берегам белые домики. Бегущая вода имеет свою особую прелесть. Ее светлая лента увлекает за собой праздных мечтателей.
Речка привела меня к замку де ***, где состоялось обручение Мари, где она скончалась и где родилась Маргарита. Сердце мое замерло, когда я увидел знакомую мне мирную обитель; кто сказал бы, глядя на белый, украшенный колоннами фасад, свидетельствовавший лишь о благополучии и достатке, что еще так недавно этот дом был погружен в глубокий траур!
Чтобы не упасть, я схватился за железные прутья парковой ограды и стал смотреть на широкие газоны, простиравшиеся вплоть до ступенек крыльца, которого касалось платье Мари. Я простоял несколько минут; потом в ограде отворилась калитка, появился X ***.
С ним и на этот раз была его дочь, но теперь она уже не могла передвигаться самостоятельно. Она лежала в маленькой коляске, которую катила перед собой гувернантка. Голова ее покоилась на вышитой подушке в тени полуспущенного верха коляски; девочка походила на украшенные филигранным серебром восковые фигурки мучениц, язвы и драгоценности которых созерцают в своих кельях испанские монахини. Отец ее был одет изысканным образом; на его нарумяненном и напудренном лице были заметны следы слез. Он приблизился ко мне нетвердой походкой, взял меня за руку и подвел к девочке.
— Ведь правда, сударь, — сказал он умоляющим тоном ребенка, — ведь правда, она совсем не изменилась с тех пор, как вы ее видели. Помните, в тот день, когда она закинула свой… свой мячик на… на дерево.
Коляска, которую мы молча сопровождали, остановилась в лесу Сен-Жан. Гувернантка опустила верх. Маргарита лежала откинувшись навзничь; в ее широко раскрытых глазах был ужас; вытягивая руку, она словно старалась отстранить от себя нечто такое, чего мы не видели. О, я догадался, чья незримая рука, отметившая некогда мать, касалась теперь дочери. Я упал на колени. Но призрак удалился. Маргарита приподняла головку и снова тихонько опустила ее на подушку. Я набрал цветов и благоговейно положил их на колени девочке. Она улыбнулась. Видя, что она оживает, я попытался развеселить ее с помощью цветов и песен. Свежий воздух и удовольствие вернули девочке утраченный ею вкус к жизни. Через час ее щеки чуть-чуть порозовели. Когда в воздухе стало свежо и пришло время расставаться, так как больной девочке пора было возвращаться домой, ее отец пожал мне руку и сказал с мольбой в голосе:
— Приходите завтра.
Назавтра я пришел снова. У крыльца дома, построенного в стиле ампир, я встретил ***, домашнего врача г-на X ***. Я с ним немного знаком. Это сухонький старичок из числа тех, кого встречаешь всюду, где можно послушать хорошую музыку. Кажется, что он постоянно прислушивается к какому-то концерту, звучащему у него внутри. Он всегда во власти звуков, и над всеми чувствами у него господствует слух. Врач этот известен как специалист по нервным болезням. Некоторые утверждают, что он гениален, другие считают его сумасшедшим.