9. Волчата

Ещё одно свойство Ростика досталось всем сыновьям его — страстность. Не в смысле постельно-любовном, хотя и это тоже, но в смысле отношения к жизни. Тот огонь, который всегда горел в душе отца, который заставлял его подниматься после поражений и не «почивать на лаврах» после побед, который не позволял ему ни скиснуть в болоте непрерывных земских дрязг, ни запутаться в паутине изощрённых княжеских и церковных интриг, ни спрятаться в коконе молитв, говений, в счёте бесконечных поклонов — достался и детям.

Но у него это пламя сдерживалось воспитанием, умом, чувством долга. Внук гениального Мономаха, сын Мстислава Великого, брат яркого Изи Блескучего знал цену и себе, и людям, и вере, и миру. Три глагола: «я хочу», «я могу», «я должен», определяющие отношение между человеком и миром, пребывали у него в равновесии. Он хотел то, что должен был сделать, он мог сделать, то, что хотел.

Его таланты поделились между его сыновьями. Таланты — но не их равновесие.

Но вернёмся к нашему «Ропаку».

Князя Анатоля Курагина из «Война и мира» помните? Как он пытался соблазнить Наташу Ростову, будучи женатым человеком?

«Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери. Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека».

«Аналогичный случай был в Бердичеве» — у нас тут ситуация частично схожая. Правда, дело было не в Польше, а под Черниговом. И не два года, а точно шесть лет назад, в январе 1155 года.

Когда Ростик первый раз в Киеве сел, то Гоша Долгорукий пошёл в обход — не по Десне, южными путями, а через Валдай — северными волоками. И Ростик, сберегая свой любимый Смоленск, побежал ему навстречу, на Верхний Днепр.

А Ропака послал в Городец-Остёрский. Городок такой есть на Десне, между Киевом и Черниговом. Потому как в Чернигове сидел в то время князем Изя Давайдович. Которого, как всем известно, оставлять без присмотра нельзя — он и сам на Киевский стол залезть норовит.

– Ты, сынок, у нас кто? Ропак? Льдина вмёрзшая, через которую фиг перелезешь? Вот и стой там на Остре. Чтоб Изя не лазил.

Вы шо?! Вы не знаете Изю?! Вы не слыхали за Изю Давидовича с Чернигова?! Так вот что вам скажу: это ж не фармазонщик из кое-какого вольного города Черноморска! Это же — настоящий прирождённый русский князь! Потомственный рюрикович в восьмом колене! Какие там льды, торосы, ропаки! Вы видели торосы у нас на Привозе? А почему? Вот и я об этом — не помогает! Это шо, преграда? Для Изи?! Для правнука самого Ярослава Мудрого! Когда он бежит в Киев на стол садиться?! Ой не надо! Вам не нравиться слово «садиться»? Неприятные воспоминания детства? Так я отдельно для вас скажу вежливо: он бежит присаживаться. Причём здесь «параша»?! Хотя — таки «да». Имея в виду скорость. И остановить его в этом процэссэ… Ой не надо сильно смешить старого больного человека! Я же летописец — имейте уважение. А то будет… просто… без «лета».

– Глава 186

Ропак проспал Изю. Поскольку был занят с молодой женой. Ибо случился тут великий грех и большое несчастие: «тайный брак по любви» — называется.

Городец-Остерский стоит на впадении Остра в Десну. Не заметить на речном льду широкой здесь Десны Черниговского князя со всей дружиной… Ну, если только подушкой накрыться. Или тебя — накрыли.

Врать не буду — свечку не держал, но… Учитывая таланты нашего, знаете ли, «восьми-коленного рюриковича» Изи Давайдовича, можно предположить, что подушкой — специально накрывали. По вежливой просьбе популярного «благотворителя», «освободителя» и «из поганской неволи выкупателя».

Надо сказать, что помимо княжеского корзна, у Ропака было немало и личных достоинств. По здешним меркам он — красивый мужчина. Высок, силён. Хорошо владеет греческим, много читает. Известен своей личной смелостью и отвагой: в одном из проигранных сражений на Черниговщине, когда под его отцом пал конь, отдал своего. И сумел отбиться от погони и пешим. Со своими, с теми, кто ему не перечит — добр и заботлив.

Совершенно романтическая история: заболев в этом Городце, князь был вынужден остановиться в небольшой боярской усадьбе, где за ним с истовой молитвой и искренней любовью ухаживала юная дочь местного владетеля.

«Повесть от житиа святых новых чюдотворець муромских, благовернаго и преподобнаго и достохвалнаго князя Петра, нареченнаго в иноческом чину Давида, и супруги его благоверныя и преподобныя и достохвалныя княгини Февронии, нареченныя в иноческом чину Е?фросинии» — знаете? Ну вот где-то так. Только без огненного змея и вызванной им проказы.

Ропак, по своим матримониальным, глубоко увлекательным в таком возрасте, занятиям — Изю не заметил. Тот вскочил в Киев, короновался, принял присягу киевлян.

Тут пришёл этот противный Свояк. Со своими северцами. Которые ещё с Подола начали дружно скандировать:

– Изя! Изя! Гоу хоум!