999-й штрафбат. Смертники восточного фронта

— Как ты можешь есть? — спросил у него Браммлер.

— Сам не знаю, — ответил Кордтс.

Оглянувшись, он увидел сидящего позади него Браммлера. Неподалеку восседали на пеньках Молль и Эриксон. У них были грязные, закопченные лица, на которых блестели капли пота. Они сняли каски и пили из фляжек. Волосы у обоих были грязные и растрепанные. Браммлер тоже поднес к губам фляжку с водой. У Кордтса возникло страстное желание закурить, когда его товарищи вытащили сигареты. Однако прежде чем сделать это, он дожевал колбасу, запив ее остатками воды.

Он увидел приближавшегося к ним фельдфебеля Лаутерманна, командира взвода. Со стороны сожженного блиндажа донесся какой–то шум, и, посмотрев в ту сторону, Лаутерманн развернулся и отправился к нему. Остальные повернули головы, провожая его взглядом.

Герц по–прежнему сидел на пне возле блиндажа.

Несколько солдат из их взвода собрались вокруг почерневшей амбразуры. Огня уже не было, но в небо все еще поднимался дым.

— Вы только посмотрите! — произнес Браммлер. Встав, он поспешил вслед за Лаутерманном.

— Вижу, — отозвался Кордтс, точно не зная, действительно ли что–то видит. Да, верно, когда один из солдат на мгновение отступил в сторону, он увидел, как из амбразуры вытаскивают что–то такое, что осталось от защитников русского блиндажа. Черные руки были скованы цепью, от которой еще одна цепь тянулась внутрь, в темноту, где, видимо, крепилась к стене.

Через пару секунд Кордтс разглядел находку более отчетливо. Молль и Эриксон, как и он, оставались сидеть на пеньках, спокойно созерцая самую последнюю диковину страны, в которую их армия вторглась несколько недель назад.

Кордтс сделал глоток воды, чтобы сбить послевкусие, и пару раз сплюнул, затем сунул в рот палец и провел им по деснам и зубам, проверяя, не остались ли там крошечные кусочки пищи.

На поросшей травой низине санитары склонились над каким–то человеком, который, по всей видимости, был мертв. Навстречу им шагал раненый, обнаженный по пояс. Одна рука и плечо у него были покрыты кровью и грязью. Немного в стороне стоял рядовой Фрайтаг. Позади него простиралось поле с нагретой солнцем зеленой травой, а вдали — сосновый бор. Он похож на часового, подумал Кордтс. Или на индейца, или еще на кого–нибудь.

Глава 2

От этого места до Холма было чуть больше десяти километров. До него они шли долго, почти не вступая в бой. Долгие часы и дни они не думали ни о чем, кроме собственной усталости. Война казалась им чем–то вроде необъяснимых остановок на бесконечном шоссе. Дороги были плохие, чаще всего грунтовые, иногда достаточно широкие и хорошо проходимые, по крайней мере до той поры, пока по ним не прошагали тысячи немецких сапог и автомобильных колес, окончательно разбившие их. Но больше всего здесь было дорог, которые скорее можно было назвать широкими тропами, утопавшими в грязи. Здешние безлюдные места представляли собой не совсем пустыню, а скорее густые леса, часто перемежающиеся всхолмленными лугами и полями — они казались бескрайними просторами с высоты холмов — и среди них человеческие поселения, без всякой системы выросшие то здесь, то там. Эти поселения были примитивными и построены не из отходов строительных материалов, как подобные жилые районы в отдаленных уголках мира, а из бревен. Они представляли собой строения с некрашеными стенами, без каких–либо табличек с номерами домов или названиями улиц. Это были скопления небольших деревянных домов или более крупных строений, сараев или складов, иногда пристроенных друг к другу с поразительным мастерством. Главным образом это были убогие и неряшливые, покосившиеся или полуразрушенные избы. Так выглядели почти все русские деревни.

Возникало ощущение, будто они стоят так вот уже сотни лет, нисколько не меняясь, без какой–либо надежды на улучшение и какой–то прогресс, умеренный или стремительный.

Поэтому если это была и не совсем пустыня, то бескрайняя странная местность — наверняка. Она, казалось, была погружена в долгий сон могучими силами природы, и было трудно сказать, хорошо это или плохо.

Многих захватчиков неприятно поражала общая убогость этой земли, меньшая их часть была ошеломлена ее таинственной сутью. Не являясь исключительно пустынной, эта страна все же не полностью принадлежала к царству человека, во всяком случае, не в той степени, как родина захватчиков.

В любом случае они часто были слишком измотаны долгими переходами, проходя 30–40 километров в день, чтобы задумываться над особенностями той земли, в которую вторглись. Они были щедро посыпаны дорожной пылью, и их лица блестели от пота. В конце дневного перехода они бессильно валились на землю где–нибудь на обочине разбитой дороги. Тот, кто не имеет военного опыта, мог бы принять их за убитых, поскольку они тут же засыпали мертвецким сном. Лишь опытный глаз способен отличить смертельно усталого спящего солдата от погибшего.