999-й штрафбат. Смертники восточного фронта

Спустя какое–то время отец перестал сердиться на сына, и они крепко выпили. При этом Кордтс грубо отвечал на упреки родителей, однако в его словах таилось одобрение мудрого поведения отца, сумевшего избежать серьезного конфликта с местными властями. Отец тогда сильно напился, что было не редкостью в округе, но редкостью в их семье.

В тот день они сели в трамвай, который довез их до остановки, расположенной далеко за чертой города. Оказавшись в поле, они устроили пикник, а спустя какое–то время поднялись на гору, где легли в зеленую траву пологого склона. Эрика сидела, подобрав под себя ноги и выпрямив спину. Казалось, будто она специально хочет растянуть мышцы спины или нарочно принимает неудобную позу. Или, может быть, хочет увидеть нечто такое, что находится где–то внизу, в долине. Большую часть времени ее глаза оставались закрытыми. Ей казалось, будто солнце и нежный теплый воздух ласково гладят ее незримой ладонью по голове. Это ощущение было удивительно приятным, оно погружало ее в состояние сонного умиротворения.

Она открыла глаза и рассеянно принялась разглядывать коров на пастбище у подножия горы. Они прятались в тени, отбрасываемой деревьями на краю леса. Одни из них стояли или лежали, другие медленно бродили среди травы.

До войны Кордтс и Эрика часто посещали подобные места за городом. Им нравилось бывать там, где ничто не напоминало о шумной городской жизни. Эрика отличалась застенчивостью, и эта черта характера вызывала у нее самой раздражение, хотя в целом она воспринимала ее как данность. Она довольно редко выходила из дома и поэтому радовалась, когда Кордтс брал ее с собой на прогулки, подобные этой. Позднее она с удовольствием перебирала их в памяти. Ей хотелось надеяться, что она надолго запомнит и эту вылазку на лоно природы.

Кордтс лежал рядом с ней в той неуклюжей позе, которая окружающим могла бы показаться высокомерной. Она об этом знала, потому что он рассказывал ей об этом. Эрику часто удивляло то, что Кордтсу везет и он часто избегает неприятностей в тех случаях, когда они представляются неизбежными. За последние дни она хорошо изучила его, но он все равно оставался для нее загадкой.

Впрочем, в данный момент все это было совершенно неважно. Мысль о том, что он может погибнуть, казалась ей невыносимой. Однако она была готова к этому уже давно, еще с первого дня войны. Тем не менее понимание возможной смерти вместе с тем обладало и неким нереальным характером, и она какое–то время дистанцировалась от окружающего мира и в том числе от Кордтса. Таким образом, у нее возникли секреты от него. Она хотела признаться ему в этом, чтобы очистить совесть, однако опасалась последствий подобного признания. В глубине души она была уверена в том, что он поймет ее или, может быть, поймет. Однако ее по–прежнему тревожила мысль о том, что Кордтс разъярится и, скорее всего, поведет себя непредсказуемо. Она всегда интуитивно чувствовала его симпатию к себе, однако это не помешает ему сорваться на грубость и жестоко обидеть ее. Несколько лет назад она пару раз становилась свидетельницей подобного поведения.

Такое могло произойти в любой момент, даже здесь, на склоне горы. Ей не хотелось думать об этом. Она закрыла глаза и подставила лицо нежным лучам солнца. Ей почему–то отчетливо вспомнились дни детства, и показалось, что те золотые деньки никуда не ушли. Ее взгляд скользил по траве и луговым цветам, по мирно пасущимся коровам. Поднимаясь в гору, они большую часть пути шутили и смеялись или, под настроение, замолкали и какое–то время шли молча. В эти минуты Кордтс молчал, устремив взгляд куда–то вдаль. Она знала, что он чувствует ее неловкость, и была озадачена его безразличием. Похоже, что сейчас он мыслями где–то далеко отсюда и охвачен безмятежностью точно так же, как другие люди бывают охвачены гневом или пребывают в плену у тревог. До этого он уже дважды был в отпуске, но таким она его еще никогда не видела. Она не могла притворяться, делая вид, будто после долгих лет знакомства с ним не знает, как именно он может отреагировать на ее неосторожное слово. Эрика попыталась представить себе противоположное, но это ей никак не удавалось. И все же его умиротворенное спокойствие казалось ей неестественным. Собравшись с духом, она осмелилась задать ему этот вопрос. Но это произошло позднее, когда они, вернувшись в город, лежали в постели.

— Я понимаю тебя. Это действительно странно. Но я от своего все равно не отступлюсь, — довольно невразумительно ответил Кордтс.

Ситуация разрешилась благополучно, но, судя по всему, он был не намерен продолжать разговор, причем едва ли не из суеверных побуждений. По крайней мере, подобная реакция не показалась ей неестественной. Она была склонна к суеверности, и, хотя не верила в плохие приметы, они тем не менее существовали в глубине ее сознания.