999-й штрафбат. Смертники восточного фронта

Останется лишь историческая категория под названием «война“. Останется отвратительное слово, значимость и важность которого недоступны тем, кто не пережил ее, а всем безымянным жертвам суждено исчезнуть, потеряться в этом собирательном понятии. Еще несколько минут, и я закончу писать. А спустя 10–12 часов я уже буду знать, верны ли наши догадки насчет актиновых культур или же ошибочны. Обещаю тебе не трусить… Попытаюсь не трусить. Но на всякий случай хочу с тобой попрощаться. Силюсь улыбнуться, пока пишу эти строки, и не разреветься. Пытаюсь вспомнить все самое хорошее, что было тогда между нами, а не ужасы, наступившие потом. И желая тебе всего хорошего на прощание, хочу сказать, что у меня за плечами хоть и недолгая, но полноценная жизнь.

И все же, несмотря ни на что, надеюсь, что мы встретимся вновь, что ныне оба мы шагаем во мраке ночи, за которой непременно наступит утро. Целую тебя, как тогда, когда ты мне сказал: «Бог создал мир, а с ним и тебя“. Тогда я была очень благодарна тебе за эти слова, но по–другому, не так, как сейчас. Сейчас мне хочется сказать эти же слова тебе.

Твоя Юлия».

Не перечитав, Юлия положила письмо в стопку других подобных писем, потом защелкнула портфель, где они хранились, а портфель сунула в чемодан, который тщательно заперла. Потом пошла в лабораторию, распахнула дверцы деревянного шкафчика, где стояли две небольшие колбы с мутноватой жидкостью. Недрогнувшей рукой Юлия наполнила ею два шприца. Все ее движения были точными, упорядоченными, рациональными.

Было 11 часов 17 минут утра.

Раскрыв тетрадь, она записала дату и время, потом стала описывать ход эксперимента:

«11.19 утра. Первая инъекция. 2 ccm Staphylokokkus aureus , внутримышечно, musculus vastus lateralis».

Перед тем как сделать себе укол, Юлия тщательно протерла кожу спиртом, И тут же, поняв всю бессмысленность этого акта, усмехнулась. Стерилизовать кожу перед тем, как впрыснуть себе гной! Что поделаешь — сила привычки. Второй укол она сделала в области кисти. И тут же записала в тетрадь: «11.22. Инъекция № 2 в musculus flexor digitorum profundis. После этого прерываю эксперимент и жду результатов». Поставив на 21.00 вечера будильник, она прилегла на старый кожаный диван. На нем Эрнст любил пару часов поспать после бессонной ночи. Гардины на окнах были задернуты, в лаборатории царил полумрак, отчего все предметы казались странными, не похожими на себя. Рядом с диваном стоял столик, а на нем — телефон. Тут же лежал листок бумаги, на котором были записаны номера доктора Виссека, рабочий и домашний.

О чем только не думала Юлия перед тем, как приступить к этому опыту над собой. В записях было отражено все до мельчайших подробностей. Она все тщательно собрала, как утомившийся от жизни старик в преддверии скорого конца. Даже написала письмо доктору Кукилю, и невольно упрекнула его уже в первых строках: «Если бы вы как судебный эксперт руководствовались бы тем, что вам подсказывают совесть и опыт, а не так называемым «велением дня“, иными словами, предрассудками, все было бы по–другому и вам не пришлось бы читать сейчас это письмо…»

Свершилось. Юлия, успокоенная, как после таблетки снотворного, лежала на видавшем виды кожаном диване. Лицо ее побледнело, а глаза были прикрыты. Она думала об Эрнсте, о суровой русской зиме, о которой ей столько приходилось слышать. Есть ли у него теплое обмундирование? Получил ли он посылку, куда я положила теплые варежки, носки и шарф, и еще домашнего печенья, пару пачек сигарет и еще кое–какие мелочи? Есть ли у него валенки? Или, может быть, им даже выдали меховые унты? Это было чисто женское беспокойство бытового характера, тревога жены о муже, матери о сыне. Днем — она посмотрела на часы: было 14.16 — к дому вдруг подъехал автомобиль. Судя по звуку мотора, это был доктор Кукиль. Какое–то время она не слышала ничего, потом до нее донесся скрип гравия, гость решил обойти вокруг дома. Потом в передней раздался звонок, один, другой, третий. Какое–то время Юлия противостояла соблазну встать и отворить дверь, рассказать Кукилю все, попросить его помочь, пока не поздно. Но она, зажав уши ладонями и повернувшись к спинке дивана, продолжала лежать. Некоторое время спустя до нее снова донесся негромкий звук запускаемого мотора, а еще через несколько секунд он затих. Доктор Кукиль снова уехал ни с чем. Тишина, усталость, полумрак лаборатории нагоняли дремоту и в конце концов сморили ее — Юлия заснула. Ее разбудил резкий телефонный звонок прямо над головой. Но она не сняла трубку. Наверняка это снова доктор Кукиль, а она не могла говорить с ним.

18.47. Юлия внимательно осмотрела места инъекций. Кожа вокруг следа от иглы в верхней части бедра покраснела — крохотный багровый кружок. На кисти пока что ничего подобного не было. Юлия записала результаты наблюдений в тетрадь, смерила температуру. Примерно в 20.30 она, не дожидаясь, пока подаст сигнал будильник, позвонила в «Шарите» доктору Виссеку. Ее вдруг охватило беспокойство, совладать с которым она не могла, ей казалось, что она задыхается.