-- Думаю, к лету об этом уже будет обьявлено официально. Раньше он не покажется Фаджу, а моим заявлениям никто не поверит.
-- Я и сейчас не верю, -- буркнул Майкл. Невилл зыркнул на него исподлобья:
-- Ну и не верь. Тебя никто ни к чему не принуждает. Ты можешь просто учиться ЗОТИ, и не участвовать в наших обсуждениях.
-- Так и сделаю, -- заявил Майкл, и пообещал:
-- Я никому не скажу о том, что слышал. Для меня "Мозгошмыги" -- не будущая армия, а просто учебный кружок, извините.
Рождество мы провели на Гриммо -- большая гостиная прекрасно вместила всех гостей. Я была бы рада пригласить к нам Гермиону, но та принимала у себя долгожданного гостя -- Виктор выкроил время между сборами и захотел познакомиться с ее родителями. Кажется, у него это все серьезно, а Гермиона у нас вообще отличается редкостным постоянством.
Сириус и Рита объявили о помолвке, и назначили свадьбу на конец июня -- как раз к окончанию учебного года. Это, пожалуй, была первая хорошая новость за последние четыре месяца.
Огромная елка, Кикимер в алом колпаке, гирлянды и подарки настроили меня на редкостно благодушный лад. Казалось, что имеет знчение только здесь и сейчас, а министерство, Хогвартс и весь мир казались бесконечно далекими и неправдоподобными. Пока было возможно, мы, взявшись за руки, гуляли по Манчестеру, сидели на скамейках в парке, кормя голубей, пробовали разные сорта пирожных в многочисленных кофейнях, и старались не говорить о школе -- только о нас. В Хогвартсе не оставалось места на романтику и прогулки при луне -- если не считать мои ночные вылазки для поддержания хорошего настроения вольчей половины. Невилл не мог часто сопровождать меня -- иначе попросту не высыпался бы.
Я всегда считала себя крайне практичной и трезво мыслящей особой, но в эти на редкость хорошие солнечные январские деньки хотелось буквально прыгать и скакать, словно волчья моя половина каким-то образом влияла на человеческую. Я резвилась, как ребенок, подбила Невилла примкнуть к какой-то шумной ватаге детишек и поиграть в снежки, а потом, поджав ноги, уселась на собственное пальто и сьехала с горки. Заразившись моим весельем, и Невилл хотел было скатиться, но поскользнулся, и проделал путь книзу на пузе. Хорошо, хоть сам не пострадал.
А долгими вечерами мы сидели у камина и пили горячий шоколад, рассказывая друг дружке слышанные в детстве сказки и целуясь. Иногда я ловила себя на мысли, что, будь на месте Невилла кто-то другой, я вряд ли отделалась бы просто поцелуями -- но мой робкий сэр Галахад* был само терпение. То ли меня торопить не хотел, то ли сам не торопился -- но результат меня более чем устраивал. Не то, чтобы я была против, колдовское сообщество вообще было дивно терпимым в вопросах интимной жизни, но я придерживалась мнения, что все должно быть не просто по взаимному согласию, а по взаимному желанию. Наверное, я просто не доросла пока.
В первых числах января, гостя у Лонгботтомов, я вместе с Невиллом и его бабушкой отправилась проведать Фрэнка и Алису. Раньше Невилл никогда не просил меня пойти с ним, но в этот раз почему-то предложил, а я согласилась.
Приемное отделение выглядело по-праздничному уютно: хрустальные шары, освещавшие больницу, окрасились в красный и золотой цвет и превратились в огромные сияющие рождественские игрушки; во всех углах искрились елки, усыпанные волшебным снегом, обвешанные сосульками, и каждая была увенчана золотой звездой.
Отделение болезней от заклятий располагалось на пятом этаже, и первым, кого мы там встретили, оказался Локхарт. Ну да, он ведь сам на себя наложил Обливейт, вполне логично, что он попал сюда.
-- О, я вижу, вы хотите получить мой автограф? -- просиял он. Медсестра с веночком из блестящей мишуры в светлых волосах поспешила к нам:
-- Простите, он снова сбежал! Мистер Локхарт, пожалуйста, пойдемте со мной, у меня есть ваше любимое печенье...
Проводив Локхарта до палаты, она вернулась к нам.
-- Он сильно скучает. Никто не приходит навестить его, вот он и выходит в коридор, бедняжка. Порывается раздавать автографы, мне кажется, это уже заметный прогресс... Но я вас совсем заболтала. Прошу, -- она открыла Аллохоморой одну из палат и провела нас внутрь.
-- Зачем вы запираете? -- спросила я.
-- Чтобы одни ациенты не мешали другим, конечно. Ну, оставлю вас.
Палата была маленькой, двухместной, и видно было, что ей всячески старались придать сходство с комнатой в обыкновенном доме. Цветные занавеси на окнах, лоскутные яркие одеяла, цветы на подоконнике -- но белые больничные стены и стандартные металлические кровати выдавали. Родители Невилла были непохожи на тех веселых жизнерадостных людей, которых я видела на колдографиях в его доме. Фрэнк, рослый и крепкий кудрявый мужчина, от которого сын унаследовал волосы и стать, превратился в тощего испуганного почти старика, с ногами усевшегося на кровати и настороженно глядящего на нас. Я чуяла его страх, бесконечный, огромный страх, словно я стояла перед ним с окровавленным топором и намеревалась сделать шаг по направлению к Фрэнку.