А что, если бы

Ранним утром 5 июня, под завывание ветра и шума барабанившего в окна штаб-квартиры ЭСВКС дождя, Стрэг сделал новый, наверное самый известный в военной истории прогноз погоды, заявив, что к вечеру буря стихнет, а во вторник, 6 июня, погода станет вполне сносной, каковой и останется на протяжении примерно тридцати шести часов. На вопрос Эйзенхауэра, точно ли он за это ручается, Стрэг со смехом ответил, что «как известно самому генералу, в таких делах гарантии невозможны».

— Хорошо, — промолвил Айк после некоторого размышления — Мы дадим делу ход.

Предвидение Стрэга основывалось на интуиции в той же мере, сколь и на научном знании: в свои двадцать восемь это офицер уже успел стать опытным военным синоптиком. Другие метеорологи из соответствующих служб Королевского флота и ВМФ США придерживались иного мнения и в скорое окончание шторма не верили. Впоследствии в своих мемуарах, озаглавленных «Оверлорд-Прогноз», Стрэг написал, что даже будь у него тогда возможность использовать данные современных метеоспутников, он все равно в не меньшей мере положился бы на интуицию. В чем с ним трудно не согласиться: в наши дни, когда в распоряжении Би-Би-Си имеются технические средства, каких Стрэг не мог себе даже вообразить, сделанные за сутки майские и июньские прогнозы в зоне Ла-Манша в половине случаев оказываются абсолютно неверными.

А что, если бы буря не стихла и 6 июня? Эйзенхауэру пришлось бы отложить операцию — но вся беда в том, что 19 июля, в следующий, предусмотренный планом срок, когда сочетание полнолуния и низкого прилива должно было благоприятствовать высадке, на побережье Нормандии обрушился самый яростный шторм того года.

Попытка несмотря ни на что переправиться в намеченный срок могла обернуться самыми тяжкими последствиями. Суда болтало бы на волнах как щепки, и достигшие берега люди были бы измучены качкой и приступами морской болезни. Не было бы ни воздушного прикрытия, ни парашютно-десантной поддержки — поскольку при попытке осуществить выброску ветер раскидал бы парашютистов по всему побережью. Качка затруднила бы и поддержку высадки корабельной артиллерией, снизив точность попаданий, тогда как укрытым от непогоды в своих блиндажах и бункерах немцами ничто не мешало косить огнем незадачливых десантников.

У Эйзенхауэра не имелось бы иного выхода кроме отмены последующей высадки. В противном случае его люди были бы перебиты или захвачены в плен, как это случилось с участниками первой десантной операции союзников в Европе [296]

— злосчастной высадке в Дьеппе в 1942 году. 6 июля главнокомандующий союзными войсками обнародовал бы заготовленное заранее заявление для прессы с признанием провала операции, а союзный флот, поджав хвост, ретировался бы в Англию.

Эйзенхауэр отдавал себе отчет в том, что это может стоить ему поста: потому он и подготовил вышеупомянутое заявление, приняв всю ответственность на себя. Заменять все союзное командование не имело смысла, но кто мог занять его место? Кандидатура Бернарда Монтгомери являлась неприемлемой для американцев, чей вклад в операцию являлся решающим. Омара Брэдли неудача запятнала бы не меньше, чем Эйзенхауэра. Джордж Паттон остался бы к ней непричастен — но его назначение представляется сомнительным в силу противодействия Монти. Возможно, выбор остановился бы на начальнике штаба Джордже Маршалле: он с самого начала надеялся возглавить кампанию в Европе, но президент Рузвельт счел его незаменимым в Вашингтоне.

 Между тем союзные стратеги наверняка впали бы в отчаяние. Конечно, в их распоряжении все равно оставались огромные силы, но ведь на подготовку к осуществлению операции «Оверлорд» ушло больше года, и альтернативного  плана  просто  не  имелось.   В  ретроспективе Нормандия представляется идеальным выбором, но вряд ли союзники рискнули предпринять вторую попытку в том же самом месте. Но если не там, то где? Побережье Па-де-Кале было защищено гораздо лучше нормандского. Гавр щетинился германскими пушками. Пожалуй, единственной приемлемой альтернативой являлась переброска собранных сил для высадки на юге Франции (придание более масштабного характера операции «Драгун»), но это повлекло бы за собой серьезные затруднения в материально-техническом обеспечении армии еще на пути к Рейну — не говоря уж о Берлине. Само же по себе освобождение Южной Франции не только не означало конца войны, но и вообще не создавало существенной угрозы для гитлеровской империи. Кроме того, обезопасив себя со стороны пролива, фюрер мог, почти ничем не рискуя, направить на юг любые подкрепления (когда операция «Драгун» началась в действительности, такой возможности у него уже не было). В долине Роны возникла бы тупиковая ситуация — такого же рода, как и в Италии. Впрочем, несмотря на все приведенные соображения, наиболее вероятной альтернативой Нормандии все же оставался именно юг Франции.