А другой мне не надо

Заметив, что муж собирает вещи, Жанна обрадовалась. Вопрос «где?» решился сам собой. Никаких сомнений больше не было. Достаточно было только дождаться, когда эта старая перечница выметется из дома, чтобы можно было продолжить то, что так бездарно оказалось прервано этим блеющим «Жан-на!». «Давай быстрее!» – мысленно подгоняла супруга Мельникова, наблюдая, как тот тщательно упаковывает вещи, причем в таком количестве, которое свидетельствовало о намерениях переехать в загородный дом как минимум на неделю. «Вот уж я оторвусь!» – пообещала самой себе Жанна и миролюбиво поинтересовалась:

– Ты надолго?

Мельников не ответил.

– Я, между прочим, с тобой, Колян, разговариваю…

Николай Николаевич никак не реагировал на попытки жены возобновить общение.

– Не хочешь – как хочешь, – отмахнулась та и присоединилась к сборам, не забывая контролировать, что еще нужно взять в Дмитровку: – Продукты я тебе сложила, щи перелила, кефир, масло… Огурцы, зелень там есть… Колбасу возьмешь?.. Можешь не брать, она вредная… Кстати! – вспомнила Жанна, бродя по квартире, – постельное белье. Обратно поедешь – собери грязные полотенца и постель, надо выстирать.

– Я не приеду… – предупредил ее Мельников, складывая в сумку очередной пакет.

– Приедешь, – усмехнулась Жанна. – Поживешь там недельку-другую, соскучишься и приедешь. А то я тебя не знаю!

– Не знаешь. – Николай Николаевич пытался как-то сопротивляться.

– И Аньку с собой еще возьми, – неожиданно ополчилась она на подругу. – Пусть тоже воздухом подышит. Та еще работница!

– Я бы пригласил, – ответил Мельников, – только разве она поедет? У нее же семья, муж…

– У меня – тоже, – напомнила супругу Жанна.

– Бывший муж и бывшая семья…

– Откуда ты знаешь? Может, и у нее – бывший муж и бывшая семья?

– Не дождешься! – На секунду оторвавшись от сборов, процедил Мельников и странно посмотрел на жену. – Не по Сеньке шапка.

Над словами мужа Жанка даже раздумывать не стала, просто ушла в спальню, из окна которой был виден двор, уставленный машинами: некоторые жильцы возвращались домой на обед. Дождавшись появления Мельникова внизу, Жанна распахнула окно и легла грудью на подоконник.

– Пока, Колян! – радостно проорала она мужу и дружелюбно помахала: – Доедешь до Дмитровки, пришли сэмэсэ (она категорически отказывалась произносить это слово по-другому).

Николай Николаевич сделал вид, что не слышал, уселся в машину и через пару секунд выехал со двора. Тогда Жанкино сердце забилось с такой скоростью, что ей на какое-то мгновение стало не по себе. Но радость, охватившая Мельникову, была столь велика, что сосредоточиться на странных ощущениях в груди Жанна просто не успела, потому что думала только об одном: «ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС».

– Толян, – рвущимся голосом выдохнула она в трубку, – приходи.

– Куда? – Гольцов не сразу сообразил, о чем говорит Жанка, ее звонок вырвал его из крепкого дневного сна.

– Ко мне… Мой в Дмитровку уехал. Хата свободна. – Мельникова пыталась шутить, но по голосу чувствовалось – она нервничает.

– Я не приду, Жан, – отказался Анатолий. – Я не могу у вас. Это как-то не так.

– Да что не так? – крикнула в трубку обескураженная Мельникова, а потом зачастила: – Какая тебе разница, Толя? Час тому назад все было так, ты даже о нем не вспоминал! Просто пристроился сзади и все… Колян не крикнул бы, ты б даже не заметил. А сейчас-то что изменилось? Я – на месте. Ты – на месте. Лучше не придумаешь! Трахнулись – и разбежались…

– Я не могу так: «Трахнулись и разбежались», – снова отказался Гольцов, хотя, вернувшись от Мельниковых, только и представлял себе, как все это будет между ним и Жанной. – Лучше не начинать, ты же сама потом жалеть будешь…

– Я не буду, – поспешила заверить его Жанна и попросила: – Приходи. Другой такой возможности, может, не представится.

– Наверное, к лучшему…

– Не хочешь сейчас, – взмолилась Жанка, – приходи завтра. Не завтра – так послезавтра. Я же чувствую, ты меня хочешь.

– Хочу, – признался Гольцов, и его прорвало: – Так хочу, как еще не хотел ни одной женщины. Только глаза закрою – передо мной… – Он никак не мог выдавить из себя слова, которые так легко произносились, когда рядом была Анна. Но все, что имело красивое поэтичное название, когда он обладал женой, в случае с Жанной превращалось в грязные ругательства. И Анатолий никак не осмеливался это произнести, потому что немыслимо произнести такое в адрес женщины. Но Мельникова, думалось ему, не была обыкновенной женщиной. Она была сучкой, бегущей в окружении кобелей, которая отдастся самому сильному и наглому, готовому порвать за нее глотку другим. И Гольцов почувствовал себя таким. – Я приду, – пообещал он Жанне.

– Сейчас?

– Нет.

– А когда?

– Когда почувствую, что мне это действительно нужно, – ушел от ответа Анатолий и отключил телефон, оберегая себя от соблазна вскочить и помчаться туда, где она ждала его, манкая, вульгарная, с торчащими сосками и наглым языком.