А я люблю военных…

Клинок врага метнулся к голове Сумитомо. Его меч, отведенный в положение инь, сместился влево. Сумитомо нанес удар по вражеским рукам, сжимающим стремительную сталь. Вихреобразный взмах быстрее взгляда. Безупречный удар! Удар мастера — гякуфу, “Перекрестный ветер”.

Клинок Сумитомо отделил кисти рук и оружие от бойца. Победа! Но…

Еще атака! Длинный меч врага обрушился на короткий клинок Сумитомо. Скользнул к цубе. С трудом удалось отклонить.

В малую паузу до новой атаки Сумитомо вместил конец речи, которую ему не дали произнести до схватки:

— Я, Сумитомо Фудзивара, непревзойденный мастер Кендо, ученик Хосокава Сабуро, превзошедшего Путь Меча…

“Хороший остался враг! Бесстрашный! — порадовался Сумитомо. — Вновь атакует!”

Противник напал слева, имея преимущество: длинный меч против короткого.

У Сумитомо времени нет. Из той же стойки, коротким мечом, зеркально проводит он прием “муникен — Несравненный меч”. Левая нога вперед, правая вытянута, напряжена. Уже несется, рассекая воздух, к голове Сумитомо разящая сталь. Уже достиг ушей его гортанный выкрик врага.

Но меч Сумитомо взметнулся снизу. Очертил сверкающий круг. Опали на изумрудную траву отсеченные кисти рук. Бессильно приник к земле осиротевший меч.

Клинок Сумитомо, невзначай, легко, но смертельно коснулся лица врага.

И стихло все.

Шелестит ветер, относя к пруду стоны умирающих.

Конец кровавой работе!

— Я, Сумитомо Фудзивара, непобедимый воин из провинции Муцу, победил в схватке у пруда Курикара двадцать неизвестных буси, вероломно напавших, — превозмогая усталость, бодро провозгласил Сумитомо.

Салют мечами!

Боевой клич!

И за работу…

Поверженным противникам, умершим и еще живым, он отсек головы, помедлил, размышляя о судьбе страшных трофеев. Решил, пусть останутся птицам.

Взглянул в сторону пруда.

Легкий ветерок покрыл рябью зеркало воды.

По зарослям тростника, укрытого тенью деревьев, прокатились волны, дробясь серебром в бликах.

Трепет осознания совершенства вновь полился в душу Сумитомо, еще кипящую уходящей яростью боя.

“Кирисутэру!” — сказал он.

Разрубил и бросил.

Душа успокоилась. Родились стихи.

День приходит за днем,

В странствии я,

Но не привыкну к весенним цветам,

В садике отчего дома.

Сумитомо порадовался. Строки рождали настроение, намеком лишь передавая глубоко скрытый подтекст.

Он поправил цурубасири, одна из держащих подвесок пострадала в схватке, и поспешил к коню, терпеливо ожидавшему на привязи.

Глава 25

— София, хочешь его убью?

В глазах Харакири загорелся такой бешеный огонь, что я струхнула: еще и в самом деле убьет, он же чокнутый.

— С ума сошел? — ужаснулась я. — Убийство, это не подвиг, а преступление!

— Зато он тебя не заложит, а о том, что мы здесь были, все равно не узнает никто: у нас нет даже общих знакомых. Согласен, убивать без всякой идеи преступно, но все же лучше его убить, — посоветовал Харакири. — Я бы убил на всякий случай.

Сергей, после такого заявления некоторое время растерянно хлопавший глазами, вдруг озверел.

— Да я сам тебя сейчас, придурок, убью! — завопил он и, как абсолютно невоспитанный человек, бросился на гостя.

И тут же поплатился за плохое воспитание: Харакири сразу начал его убивать.

Я смотрела на это безобразие, расстраивалась и очень за Сергея переживала.

“Вот ненароком грохнет его сейчас Харакири (каких чудес на свете не бывает), и снова останусь без крыши, — думала я, имея ввиду самую элементарную крышу над головой. — Ну что за несчастливый он мужик, Сергей этот? То Женька мял ему бока, теперь вот Харакири за него взялся. От всех моих воздыхателей пострадал. Хотя, еще не от всех, еще ему страдать и страдать, раз ступил на этот путь скользкий.”

Под скользким путем я, конечно же, имела ввиду знакомство со мной.

Однако, пока мною овладевали всевозможные переживания, на поле битвы тоже все не стояло: там произошли некоторые изменения. Теперь был повержен Харакири (он громко вопил), а Сергей, пользуясь случаем, за малым его не убивал. Такая расстановка сил значительно больше мне понравилась.

“Будь что будет, — подумала я. — Все в руках Господа, тем более, что Харакири лишний и опасный свидетель, а Сергей хозяин “Бентли” и этой квартиры. Когда останемся наедине, уж найду что сказать в свое оправдание. Опять же, собственное преступление ему поможет снисходительней относиться к чужим недостаткам.”

— София! София! — тем временем взывал о помощи Харакири. — София, спаси! Помоги!

Но мне было некогда: я расправляла подол своего дорого платья, который (увы!) был недопустимо помят. “Горе-горем, — думала я, — но с платьем могла бы быть и поаккуратней, оно стоит того.”

Отвлеклась буквально на минуту, но как все сильно изменилось: теперь Харакири моего Сергея безбожно убивал и, несмотря на то, что и сам неплохо справлялся, по привычке все еще звал меня на помощь:

— София! Помоги!

“Сергей, конечно, хозяин квартиры, — подумала я, — но где гарантии, что он, узнав о баговском покушении на президента, не наложит в штаны? Гарантий никаких!”