А любить никто не хотел

О цене рядиться не стала и сбивчиво объяснила выдуманную на ходу историю. Пьяный муж бил, сбежала да так, что и вещи, и паспорт свой забыла, но обязательно заберёт потом и покажет хозяйке, дабы та не волновалась за жиличку. Когда вместо названной арендной платы, беглянка протянула хозяйке квартиры аж на две тысячи больше, объяснив, что доплачивает за риск, дескать, понимает, нелегко поверить человеку без документов, та смогла спросить лишь её имя, но не получив ответа, настаивать не стала.

А название рынка в простонародии оказалось «Южка» по имени микрорайона, где он и расположился – Южный, и хозяйка торговала на нём молоком да маслом.

Квартира на первом этаже обычной хрущёвки в самом начале Московского тракта, куда хозяйка неспешно проводила жиличку, пришлась по душе. Может, оттого, что когда-то давно она, ещё до того, как стала Анной, жила точно в такой же, только двухкомнатной. А, может, и от названия адреса, напоминавшего имя родного, далёкого и отныне никогда для неё более недоступного города. Там её буду искать в первую очередь.

В уютной же однушке всё было на месте, живи – не хочу: люстра, обои, плита, холодильничек, телевизор, диван. Хоть и не богато, но далеко не то убожество с оглушающе капающим краном в ванной с порыжевшим дном, что подыскал им в Новосибирске контролёр.

Первым делом, забыв обо всём на свете, о том, кто она и зачем, хаза просто выспалась, но затем, боясь выйти даже в магазин за продуктами, стала думать, как быть дальше. Её обязательно будут искать. И найдут, – без документов долго не протянешь. Она это знала наверняка, но, как назло, ничего толкового в голову не шло.

На четвёртый день, в который, как и в предыдущие, беглянка неотрывно следила за телевизионными новостями, ожидая услышать, что акция свершилась и в новосибирском метро произошёл-таки взрыв, унесший множество жизней, она ещё до рассвета впервые выползла-таки из своего укрытия. Круглосуточный продуктовый магазин, что манил к себе через дорогу, она, сглатывая голодную слюну, изучала долго и всё никак не решалась. Но есть ото дня в день хотелось всё сильнее, и даже вода из-под крана не спасала от болезненного урчания в животе. Ещё никогда в жизни беглянка не была так голодна. Потому и решилась на безумную вылазку. По пути постоянно оглядывалась и мысленно ругала себя, что днём надо было идти, когда народу много и смешаться с толпой легче лёгкого, а так её одинокую сразу обязательно заметят, обратят на неё внимание.

Страх, уже самую малость окрепший, вернулся и по-товарищески сопровождал беглянку, пока она, тщётно пытаясь заглушить в себе голос и стараясь быть разумной, бродила между полок с обилием наивкуснейших продуктов, о существовании которых раньше и подумать не могла. И чего только люди не выдумают, лишь бы побаловать своё чрево. Никто не думает о душе, все только о плоти. И она, истинная мусульманка, тоже. Стыдно. И страшно. Однажды, хочешь или нет, придётся отвечать за отступничество.

И страх её было сдался, когда она с полным пакетом еды вошла обратно в подъезд. Но, вставив ключ в замочную скважину, беглянка вдруг почувствовала, на неё кто-то смотрит. Замерла на долю секунды. Затем обернулась – никого. Подняла голову вверх и чуть не закричала. Со ступенек этажом выше, прямо между перилами на неё глазела девушка. Но взгляд незнакомки был необычным и, не зная почему так уверена, беглянка отчётливо поняла, пристально на неё смотрящая, мертва.

Поставив пакет у двери и не понимая, зачем это делает, она поднялась к девушке, присела перед ней на корточки и внимательно посмотрела вокруг.

Первым увидела шприц с бурой жидкостью внутри, а только потом закатанный до локтя рукав джинсовки и малюсенькие проколы, почти незаметные, в локтевом сгибе. Она такое видела и не раз. У тех, от кого она сбежала, и кто её теперь искал, вера праведную борьбу с неверными, в Святой Джихад с каждым днём иссякала всё больше и больше и, как воздух, им было необходимо хоть в чём-то найти упоение. И беглянка выучила, если истинной веры в душе нет, то на помощь приходит героин. Иногда, но реже, водка. Как у её, давно забытого ею же, отца.

И опять стало страшно. И, если бы не то, что призывно выглядывало из заднего кармана грязных брюк умершей, беглянка ушла бы сразу. Но, затаив дыхание, она осторожно, кончиками двумя пальцев, будто боясь обжечься. Легонько, словно боясь разрушить раз и навсегда, она коснулась твёрдой красной корочки и, полностью вынув это на свет божий, раскрыла.

В её трясущихся от сильного волнения руках лежал паспорт и, ещё не перелистав всех его страниц, беглянка счастливо улыбнулась. У неё, наконец-то, появились имя и фамилия. И будущее.

Она знала – теперь она гражданка России, Бумагина Анна Юрьевна, двадцать пятого февраля тысяча девятьсот восемьдесят первого года рождения, уроженка такого знакомого Волоколамска Московской области, но жительница старого, как Мир, Томска, называемого отчего-то городом студентов. Ей об этом квартирная хозяйка говорила.