А море останется морем

Я спокойно погрузился на дно – красота, окружавшая меня, была необыкновенная, я забыл, что дышу воздухом из баллона. Лучи от яркого солнца, расходящиеся в воде веером, наполняли ее необыкновенным светом. Между верхушками скал, в светло-голубоватом пространстве, не обращая на меня никакого внимания, сновали разноцветные рыбы, по дну копошились крабики, ползали различные морские звезды и ежи, кругом колыхались фантастические заросли водорослей. На скалах красовались, как необыкновенные живые подводные цветы, распущенные щупальца анемонов. Подводный мир удивляет и покоряет всякого, побывавшего в нем хотя бы один раз. Я не стал исключением, проведя около трех тысяч часов под водой в бухтах и заливах от юга до севера Приморья и на рифах – от Австралии до Африки.

Маленькому кораблю «Валериан Урываев», который изучал погоду и условия возникновения цунами в океане, из-за того, что он был утыкан многочисленными антеннами и локаторами и имел славу советского судна-шпиона, не давали заходов ни в один из иностранных портов, кроме Сингапура. Руководство Гидрометцентра обратилось в Академию Наук с просьбой организовать совместную экспедицию с японскими или австралийскими учеными, чтобы получить разрешение на заход в любой иностранный порт и «рассекретить» наконец это научное судно. Все расходы по проведению экспедиции на любой срок и в любой район метеорологи брали на себя. Судно было очень маленьким, поэтому организовать на нем серьезную экспедицию было невозможно, но сходить на рифы Австралии и поработать там месяц-другой со знакомыми австралийскими учеными, было очень заманчиво. Мы списались со своими австралийскими коллегами. После разрешения небольших проблем и формальностей, связанных с работой в одном из австралийских заповедников, было получено согласие австралийской стороны на проведение исследований вблизи западного побережья Австралии.

В начале декабря, погрузив акваланги и оборудование, необходимые для изучения рифов и кораллов, мы – шесть человек из нашего Института – вышли в составе команды «корабля погоды» из Владивостока курсом на Сингапур. В те времена (в конце 70-ых годов) ни одно из уважающих себя судов не проходило мимо этого всемирно известного порта, где, благодаря беспошлинной торговле все было самое дешевое. Корабли заправлялись горючим, водой и запасались продуктами, команды отоваривались всем, что производилось в мире, – от жевательной резинки до суперсовременной радио-, фотоаппаратуры и только что появляющихся персональных компьютеров. Нас, прежде всего, интересовало японское и итальянское водолазное снаряжение, поскольку наше армейско-советское снаряжение оставляло желать лучшего. Для обеспечения безопасности работ нам нужны были глубиномеры и водолазные часы. Кроме этого, мы решили обзавестись хорошими масками, ластами и дыхательными трубками, планируя истратить почти всю полученную валюту.

Мы подходили к Сингапуру ранним утром, в прозрачно ясный, жаркий солнечный день и первое, что мы почувствовали – это был незнакомый устойчивый запах, насыщающий теплый влажный тропический воздух. Движение судов на подходе к порту все возрастало, стали появляться гигантские танкеры и мощные буксиры с плавучими бурильными платформами, вода из синей стала сначала зеленоватой, потом желто-зеленой, к тропическим ароматам начали примешиваться запахи дизельного топлива. Из- за горизонта появились очертания строений, которые медленно вырастали, и превратились в небоскребы, толпившиеся отдельной группой прямо на подходе к причальной части порта.

Вот он «бананово-лимонный», помня песню Вертинского, пронеслось на палубе, приветствуя скопище кораблей на рейде, уже бросивших якоря. Стремительно, выйдя нам навстречу, и совершив прямо балетный пирует, притерся к борту лоцманский катер (PILOT) и с него отдали указание, где стать на рейде. Боцманская команда вовремя спустила трап, по нему взлетел с документами в портфеле смуглый элегантный представитель таможни. Через час у нас уже было собрание в столовой команды, инструктаж и выдача валюты.

Спрятав валюту в фотографический кофр, я вместе со всеми, разбитыми в группы по пятеркам (только так мог советский человек ступить на иностранную землю, по пять пар глаз) стал погружаться в один из рейдовых катеров, один за другим подходивших к трапу «Урываева». Через десять минут мы уже были на городском пассажирском пирсе и, стали разбредаться во все стороны многомиллионного города.