А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад»

— Проводилась ли какая-то специальная подготовка для будущих «спецов по восстановлению народного немецкого хозяйства»?

— Никакой подготовки работников администрации не было и в помине.

Я даже не помню, чтобы был проведен хоть один толковый инструктаж или лекция, посвященная особенностям района, в котором нам предстояло действовать. Знали, что Эберсвальде означает в переводе «Кабаний лес», и не более того.

А вот находящиеся с нами в прямом контакте отдельные группы СМЕРШа и так называемые «группы по репарациям», создаваемые при каждом наркомате, получили хорошую предварительную подготовку и полнейшую информацию из своих источников еще до вступления в район развертывания комендатуры.

— Что за «группы по репарациям»?

— Группы, созданные во многих наркоматах и занимавшиеся демонтажем немецких предприятий, вывозом оборудования и разных ценностей в СССР.

Каждая такая группа работала по своему профессиональному профилю.

Вывозили все на корню, что нужно и что не нужно.

После них пройдешь — одни пустые цеха, щепки на земле не оставались.

Им подчинялись специальные рабочие батальоны, созданные из бывших наших военнопленных и «ост-рабочих», которые занимались демонтажем и погрузкой всего этого добра в эшелоны.

— Как Вы лично относились к деятельности таких групп?

— Я не считал это грабежом. Вершилось справедливое возмездие.

Мы называли это «возмещение ущерба за потери», и уж поверьте мне, даже если бы мы вывезли всю Германию, это бы не возместило и не компенсировало всех материальных потерь, понесенных нашей страной от фашистских захватчиков.

Как говорили римляне: «Победителю — все!»…

— Работники СМЕРШа числились в составе комендатур?

— У нас был свой отдел СМЕРШа под руководством майора Рябоштанова и еще отдельная группа «особистов», работавшая с ним в прямом контакте. Они не занимались поиском бывших власовцев или полицаев среди освобожденных военнопленных и «острабочих». Все бывшие советские граждане проходили только регистрацию в комендатуре, а далее отправлялись в специальные лагеря для дальнейшей проверки, «разборки» и репатриации на Родину. Атам кому как повезет: кого в Сибирь, а кого — домой. Если кого-то из них и подвергали аресту, то это не происходило на наших глазах. Бывшие военнопленные или демобилизуемые воины нас тоже не касались. Ими занимались военные комендатуры нашей группы войск в Германии. А эти, «хлопцы Дзержинского» из СМЕРШа, как я думаю, работали только с местным немецким населением. Но они не искали военных преступников или офицеров СС. Охотились за немецкими «технарями», специалистами по вооружению и т. д. Если кого ловили и арестовывали, так сразу напяливали на него немецкую военную форму и под видом военнопленного отправляли в Союз. Так было… Никто не трогал немецких военных инвалидов, бывших солдат вермахта. Идет по городу, хромает с палочкой в старом армейском кителе какой-нибудь бывший гауптман, и видно по нему, что пол-России этот «камрад» прошел «с огнем и мечом», но проходишь мимо него и даже о мести не думаешь… Чуть не забыл. Наш Рябоштанов и «его команда» занимались также «фильтрацией» представителей белой эмиграции, осевших в Германии сразу после Гражданской войны. В Эберсвальде проживало много наших бывших соотечественников из белоэмигрантов, и некоторые из них были приняты на работу в комендатуру в качестве переводчиков, заодно «подрабатывая» осведомителями.

— После вступления наших войск в Эберсвальде были ли зарегистрированы случаи ведения немцами партизанской борьбы?