А он не вернулся из боя

Солнце припекало все сильнее. В горах ночью – как в холодильнике. Зато днем – солнцепек, до 60 градусов доходит. Не защищенные от солнца места, лицо, голова, если нет панамы, облазят. Спасение одно – облепиха. Бровиков уже опробовал это средство. Прибыв в часть после прихода с гор, взглянул в зеркало и понял, почему нельзя прикоснуться к голове. Панаму в ходе боя потерял, и на лице кожа слазит полосками. Взял флакон с облепиховым маслом и, следуя совету бывалых офицеров и врачей, обильно смазал лицо и голову. Приготовил воду температурой тела и минут через двадцать-тридцать смыл. Взглянул в зеркало: его лицо и голова блестели. Бровиков рассказал этот способ борьбы с солнечными ожогами проверяющим и посоветовал:

– Старайтесь придерживаться тени и панамы не терять.

Приближался полдень. И вот без пяти два наблюдатели сообщили, что видят три каравана, идущих по трем параллельным тропам. Бровиков по рации предупредил:

– Дождемся, когда приблизятся к месту пересечения троп. Два ноль пять, наблюдатели сообщают, что противник объединил три каравана и направляется только по одной тропе.

Уточнив, по какой тропе противник продолжил движение, Бровиков приказал наблюдателям скрытно двигаться за караваном и при начале боя ударить по хвосту колонны. Прикинул, что шестьдесят ишаков и около семидесяти «духов» – это где-то триста метров. Быстро отдал команду растянуть позиции в сторону приближающегося каравана и таким образом охватить огнем всю колонну.

Все силы взводов объединил у одной тропы, приказал расположить позиции снайперов таким образом, чтобы они били по тем душманам, которые вздумают убегать в горы.

Он обратился ко всем офицерам, объяснив, что, раз противник движется в одной колонне, им необходимо приблизиться к позиции взводов. Резерв взял с собой. До нужной тропы – не более ста метров. Минут через десять штаб разместили на небольшой высотке из нагромождения валунов и больших скальных осколков. Когда обустроились, переговорив с командирами взводов, указав им свое местонахождение, Бровиков обратился к своему замполиту:

– Иван Иванович, обрыв в ущелье в пятнадцати метрах от тебя слева. Имей в виду, там туалета нет.

– Не волнуйся, Андрей Михайлович, я в памперсах.

Напряжение росло. Уже хорошо видна голова колонны.

Ишаки идут медленно, за каждым – один-два душмана. Впереди идут трое бандитов и о чем-то оживленно разговаривают.

– Ишь ты, как разговорились, – чуть слышно произнес Бровиков. – Значит, нас не чувствуют.

Он протянул руку к радисту и, взяв микрофон, тихо сказал:

– Постарайтесь командиров взять живьем! – Возвратил микрофон, повернулся к проверяющим и почти шепотом сказал: – Хотя опознать, где у них главарь, а где просто душманы, трудно. Все одинаково одеты, а караван длинный, поди вычисли, кто есть кто.

Услышав звук рации, Бровиков взял микрофон:

– На связи.

– Я тридцать третий, – услышал он голос командира первого взвода. – Направляю одно отделение вдоль тропы вперед.

Андрей и сам видел, что без перестройки сил охватить караван по всей длине невозможно. Тихо ответил:

– Действуйте предельно скрытно, каски в лучах солнца могут дать отблеск.

А голова каравана уже входила в зону огня. Теперь надо дождаться, чтобы и хвост оказался под прицелом. Почти одновременно командиры доложили, что голова и хвост в зоне огня.

Бровиков коротко, спокойно скомандовал:

– Огонь!

Заработали пулеметы и автоматы, гранаты не применялись. Бойцы вели огонь по живой силе, животных не трогали. Надо отдать должное противнику. Душманы словно дожидались атаки: все моментально оказались на земле и повели ответный огонь в обе стороны. Но в любом случае стало очевидно, что не менее половины живой силы было уничтожено. Десятки тел валялись на тропе без движения. Душманы вели огонь не целясь, били просто по сторонам.

Бровиков взял мегафон и протянул его переводчику:

– Прикажи им, чтобы они прекратили сопротивление, или все будут уничтожены.

Переводчик, хорошо владея пушту, четко произнес требование сдаться. Советские солдаты по команде своих командиров прекратили огонь. Душманы в большинстве тоже перестали стрелять.

Но одна пуля попала Бровикову в предплечье. Он почувствовал удар и боль, как от укуса шмеля.

Вскоре огонь прекратился, и на протяжении всей колонны душманы один за другим стали вставать на ноги и поднимать руки. Морщась от боли, Бровиков через переводчика приказал им прижаться к правой стороне тропы, не опуская рук. Благо там от каравана до небольшой каменной россыпи, где укрывались десантники, всего метров десять. Солдаты быстро спускались к каравану и брали под прицел пленных. Замполит роты обратил внимание на расползающееся кровавое пятно на предплечье командира и воскликнул:

– Командир! Ты ранен! – И как можно громче крикнул: – Врача к командиру!

Бровиков почувствовал головокружение и присел на горячий от солнца валун. Тихо сказал заместителю:

– Петров, командуй. Пленных обыскать, руки связать. Прикажи не допускать, чтобы животные разбежались. Доложи в батальон.