А порою очень грустны

— Мы для твоей же пользы. — Эбби сделала вид, будто очень переживает. — Не хотели, чтобы ты расстраивалась и лезла на стенку. Вспомни, ты ведь уже на занятия толком не ходила. Только начала забывать своего Леонарда, вот мы и решили…

— А если б Уитни попал в больницу, а я бы тебе не сказала, тебе понравилось бы?

— Это другое дело, — ответила Эбби. — Вы с Леонардом расстались. Вы даже не разговаривали друг с другом.

— Неважно.

— А мы с Уитни по-прежнему встречаемся.

— Как вы могли? Знали и мне не сказали!

— О’кей, — сказала Эбби. — Ну извини. Нам очень жаль, что так получилось.

— Вы меня обманывали.

Оливия покачала головой, не желая с этим соглашаться.

— Леонард сумасшедший, — сказала она. — Ты это понимаешь? Извини, Мадди, но это правда: Леонард — сумасшедший. Он из своей квартиры не выходил! Пришлось вызвать охрану, дверь сломать.

Эти подробности ей были неизвестны. Мадлен проглотила их, чтобы проанализировать позже.

— Леонард не сумасшедший, — ответила она. — Просто у него депрессия. Это болезнь.

Она не знала, болезнь ли это. Она ничего об этом не знала. Но то, как быстро ей удалось выхватить этот аргумент ниоткуда, придало ей уверенности в собственных словах.

Эбби по-прежнему стояла с сочувственным видом, изображая печаль, склонив голову набок. Верхняя губа у нее была перемазана коктейлем.

— Мад, мы же просто о тебе беспокоились, — начала она. — Беспокоились, вдруг ты этим воспользуешься, чтобы помириться с Леонардом.

— Ага, значит, вы ради меня старались?

— Ехидничать необязательно, — заметила Оливия.

— Просто не верится, что весь последний год я впустую потратила на вас.

— Ага, а с тобой жить было прямо одно удовольствие! — В голосе Оливии появились жестокие и радостные нотки. — С тобой и твоими «Фрагментами речи влюбленного». Надоело до смерти! Это как та строчка, которую ты все время цитируешь. Как там? Что люди влюбляются лишь потому, что читали о любви. Так вот, ты только и делаешь, что о ней читаешь.

— По-моему, мы тебе оказали любезность, когда позвали жить вместе, — не будешь же ты с этим спорить, — сказала Эбби, слизывая с губы коктейль. — Это же мы нашли квартиру, заплатили задаток и все прочее.

— Лучше бы вы меня не звали, — ответила Мадлен. — Тогда я, может, поселилась бы с людьми, которым можно доверять.

— Пошли, — сказала Эбби, отворачиваясь от Мадлен и давая понять, что разговор окончен. — А то пока доберемся.

— У меня еще ногти не высохли, — ответила Оливия.

— Пошли-пошли. Мы опаздываем.

Дожидаться продолжения Мадлен не стала. Она повернулась, пошла к себе в комнату и закрыла дверь. Услышав, что Оливия с Эбби ушли, она собрала свои выпускные причиндалы — шапочка, мантия, кисточка — и спустилась в холл. На часах было 9:32. У нее оставалось двенадцать минут, чтобы добраться до кампуса.

Кратчайший путь на вершину холма вел по Бауэн-стрит, что имело и еще одно преимущество — ей не грозила опасность обогнать соседок. Однако у Бауэн-стрит были свои недостатки. Там жил Митчелл, а сталкиваться с ним ей не хотелось. Она осторожно прошла за угол, быстро миновала его дом и начала взбираться по холму.

Дорога была скользкая от дождя, и когда Мадлен добралась до вершины, ее туфли были облеплены грязью. В голове опять застучало; продолжая быстро идти, она почувствовала запах собственного тела, поднимавшийся из ворота платья. Она в первый раз исследовала пятно. Происхождение его было невозможно установить. Как бы то ни было, она остановилась, натянула через голову мантию и пошла дальше.

Она представила себе, как Леонард забаррикадировался у себя в квартире, как охрана ломает дверь, и ее охватила нежность, смешанная со страхом.

И все же это оживление не проходило, внутри, несмотря на подступившую тревогу, словно надувался воздушный шарик, придававший равновесия…

Дойдя до Конгдон-стрит, она прибавила шагу. Еще несколько кварталов, и впереди показалась толпа. Полиция перекрыла движение, и люди в плащах начали заполнять Проспект-стрит и Колледж-стрит, собираясь перед зданием факультета искусств и библиотекой. Снова поднялся ветер, верхушки вязов колыхались на фоне темного неба.

Проходя мимо Керри-тауэр, Мадлен услышала, как настраивается духовой оркестр. Выпускники и студенты-медики вытягивались вдоль Уотермен-стрит, а сотрудники в парадной одежде выравнивали ряды. Она хотела было пройти через арку Фонс-хауса на лужайку, но участники церемонии преграждали ей путь. Она не стала ждать, направилась дальше вдоль Фонс-хауса, вниз по ступенькам почты, рассчитывая добраться до лужайки подземным переходом. По дороге туда в голову ей пришла одна мысль. Она снова взглянула на часы. 9:41. У нее еще четыре минуты.

Почтовый ящик Мадлен находился в нижнем ряду, со стороны входа. Чтобы набрать шифр, она опустилась на колено, отчего почувствовала надежду и одновременно незащищенность. Медная дверца открылась, показалась потемневшая от времени ячейка. Внутри лежал одинокий пакет. Мадлен спокойно (ведь победители никогда не выказывают ни беспокойства, ни спешки) вытащила его.