А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников

О гибели Грибоедова Бегичев только обмолвился: "всем известна его трагическая кончина", и четверть века спустя эта тема была запретной для печати. Официальная точка зрения на катастрофу в Тегеране была установлена задолго до того, как были получены сколько–нибудь подробные о ней сведения. В отношении министра иностранных дел от 16 марта 1829 года к командующему Кавказским корпусом указывалось: "При сем горестном событии его величеству отрадна была бы уверенность, что шах персидский и наследник престола чужды гнусному и бесчеловечному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведение свое с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской..." [Журн. "Русская старина". СПб., 1872, Ќ 8, с. 194–195.] Сомневаться в такой трактовке событий впоследствии не дозволялось.

Многое могли бы припомнить о Грибоедове и другие его ближайшие друзья: Вильгельм Кюхельбекер, Александр Одоевский, Александр Бестужев – из них только последний попытался описать знакомство с Грибоедовым (записка эта появилась в печати в 1860 г.), но смог коснуться лишь нейтральных тем, и, не будь его показания в Следственном комитете: "С Грибоедовым, как с человеком свободомыслящим, я нередко мечтал о желании преобразования России", – мы были бы вынуждены оцепить их знакомство как чисто литературное.

Конечно, знакомства Грибоедова не исчерпывались декабристским кругом. Среди товарищей его были писатели и артисты, композиторы и музыканты, профессора и путешественники, офицеры и генералы, чиновники и дипломаты, польские изгнанники и грузинские друзья... Многие из них нам хорошо известны; о других мы с трудом выискиваем сведения; о третьих только догадываемся. Кто, например, скрывался за инициалами П. Н., помеченными в путевом журнале драматурга 1819 года в списке его близких, которым он, по–видимому, собирался писать, – быть может, это инициалы той женщины, от любви к которой Грибоедов "чернее угля выгорел" (см. его письмо к Бегичеву от 4 января 1825 г.)?

Грибоедов отнюдь не был замкнутым человеком, как это закрепилось в легенде: он тянулся к людям и люди тянулись к нему; вынесенная из гусарских лет привычка к непринужденному дружескому общению с окружающими позволяла ему легко заводить новые знакомства. И жизнь его складывалась так, что сферы его общения причудливо менялись: огромное, по–московскому чтимое родство и свойство в детстве, университетские приятели, сослуживцы–гусары в годы войны, потом кавалергарды, преображенцы, семеновцы в Петербурге, литераторы и театралы, чиновники Коллегии иностранных дел, кавказские и персидские приятели и недруги, новые московские и петербургские знакомства 1823–1825 годов, встречи в Киеве и в Крыму 1825 года, товарищи по гауптвахте Главного штаба 1826 года, и снова Кавказ, и снова Персия,

Об этом необходимо вспомнить, чтобы оценить сравнительную бедность мемуарной литературы о Грибоедове. Менее десятка специальных мемуарных очерков, ему посвященных; почти столько же пространных и связных рассказов мы можем извлечь из записок и дневников его близких и дальних знакомых, в остальном же – множество мимолетных штрихов к характеристике Грибоедова, сохранившихся в воспоминаниях и письмах его современников. Дробность этого материала, проникавшего в печать в разных изданиях и в разные годы (в основном в конце XIX века), затрудняла целостное представление о реальном облике Грибоедова.

Личность его представлялась загадочной и странной.

2

Странной казалась судьба Грибоедова уже ближайшим его потомкам. С одной стороны, автор полузапрещенной комедии, отчаянно смелой сатиры, известной более по спискам, нежели по печатным изданиям (напомним, что без цензурных изъятий это произведение в России было опубликовано лишь в 1862 году). С другой – опытный дипломат, в несколько лет сделавший блестящую карьеру, оборванную трагической гибелью. "Грибоедов Александр Сергеевич мало известен, – век спустя писал Н. Я. Берковский. – Грибоедов построил "Горе от ума". Еще популярна тегеранская смерть Грибоедова и, кажется, надпись, сделанная женой на памятнике" [Н. Я. Берковский. Текущая литература. М., 1930, с. 184.]. По законам легенды два этих события (создание "Горя от ума" и гибель автора) подавляют, как будто засвечивают все остальное, накладываются одно на другое. Остается единственное – горе от ума. Сначала вольнолюбивые идеалы юности, дружба с декабристами, творчество – потом трезвый расчет, чины и награды, дружба с Булгариным, творческое бесплодие... Перевел – 14 декабря 1825 года, Следственный комитет и "очистительный аттестат".

Такова схема, которая нередко определяла беглые замечания и пространные суждения о Грибоедове. Убогая схема! Ибо в нее не вписывается главное дело жизни Грибоедова – его бессмертная комедия.