А теперь на Запад

– Ну почему же, на его счету уже не один десяток фрицев. А что прицела нет, так его отсутствие мне и не мешает, потому что я все равно им пользоваться не умею.

– Со мной то же самое было, – вспомнил я свой первый день на фронте. – А вот тут, я смотрю, маховик самодельный, сам делал?

– И не только его. – Леонид, так звали партизана, с увлечением начал показывать, каких деталей не хватало, и что он соорудил взамен в деревенской кузнице.

– Штурвал это еще ладно, тут были проблемы посерьезнее. Когда наши отступающие войска пушку бросили, то вместе с прицелом сняли и стреляющее приспособление.

– Чего? – переспросил я.

– Ну вот эту штуку, в затворе.

– А, ударник. Но где тебе удалось новый раздобыть?

– Сделал, – пожал плечами партизанский Кулибин. – Нашел отрезок трубы, вмонтировал в него боек с двумя пружинами, взятыми из немецких винтовок, и готово.

– Так ты оружейный мастер?

– Да нет, стал им только здесь, в отряде. Сначала у командира сломались часы, а ему кто-то возьми и скажи, что я их могу починить. Если, конечно, окончательно не сломаю. Это мне удалось, и командир сделал логичный вывод, что я и пулеметы ремонтировать умею. Ничего, посмотрел, покумекал, понял, как их разбирать, и взялся за дело. Ну а там и до «сорокапятки» дело дошло. А орудие до войны я только один раз и видел, когда был с экскурсией на «Авроре».

– Ого! – восхищенно протянул я. Вот так, ни разу в жизни не ремонтировав оружие, и вдруг взять и буквально на коленке починить орудийный затвор! Богата умельцами русская земля. – Я-то, по крайней мере, изучал, гм, танковое орудие. На… гм, броневике. – Ну да, БМП хотя и даст фору многим нынешним танкам, но по своему назначению относится к бронетранспортерам. – Вот только стрелять до войны не приходилось.

Моему экипажу с трудом удалось оттащить меня от полусамодельной пушки и снова усадить за руль. Времени до вечера оставалось не так уж и много, и всем хотелось поскорее приехать на аэродром, благо что нас не стали задерживать. Чтобы лишний раз не шокировать народ, нам вместо немецкой формы выдали партизанскую, то есть разномастную одежду в состоянии сильной потрепанности. Показав направление к хозяйству Антоненко, который занимался приемом самолетов, нам пожелали доброго пути и позавидовали, что мы ездим с таким шиком – на сиденьях, да еще и под навесом.

Доехать с шиком, правда, не получилось, и последние километры мы добирались на санях.

– Ну как такое может быть? – недоумевал Авдеев. – Чистое поле, и посреди него столб. И надо же именно в этот столб въехать.

– Я, между прочим, тут самый старший по званию, а вожу вас всех с утра до вечера, – сердито огрызнулся я. – На пять минут попрошу подменить меня за рулем, и то уже стонете. Что же удивляетесь, если уставший и сонный водитель сделал крохотную ошибочку и слегка задел столбик, стоящий не там, где надо.

* * *

На ровной площадке, спрятанной среди болот, предназначенной для приема самолетов, нас встретил сам командир взвода аэродромного обслуживания. В руках он держал любопытное оружие – обрез крупнокалиберного охотничьего ружья. Увидев наши округлившиеся глаза, Антоненко рассмеялся так, что его густая борода затряслась.

– Это ракетница самодельная. Немецких ракет у нас много, вот мы гильзы ими и зарядили. Если вдруг что случится, можно будет самолету сигнал подать. А вы что, всем гуртом решили лететь?

– Нам хотя бы двух человек отправить.

– Это можно. Раненых мало… осталось. Так что вы двое пойдете первым рейсом, ну а остальных, как получится.

– А что, у вас за ночь по несколько самолетов садится?

– Ночи сейчас длинные, летчики успевают по два раза слетать. А когда нужно, присылают сразу несколько машин. Так что не дрейфите, улетите.

Антоненко поспешил еще раз проверить, все ли готово к приему самолета, а Леонов, который знал не только явки и пароли, но и все, связанное с эвакуацией из Партизанского края, пояснил:

– Обычно Второй бригаде выделяют самолеты третьего авиаполка гражданской авиации, которая относится к нашему Северо-Западному фронту. Но бывает, и «дугласы» из четвертого полка прилетают, а это уже Ленинградский фронт.

В ожидании самолета партизаны достали свой нехитрый ужин и перекусили. Нам с Авдеевым тоже предложили по бутерброду, сделанному из сухаря, намазанного жиром, однако мы вежливо, но непреклонно отказались. Нас с ним скоро накормят от пуза, а партизаны всегда сидят на голодном пайке, зачем же их объедать. А то, что полет в современных самолетиках не каждый желудок может выдержать, я понял только после полета, похвалив себя мысленно, что отказался от угощения.

После того, как ночная темнота окончательно сгустилась, послышался шум мотора. Вскоре долгожданный самолет, приземлившись, остановился как раз напротив нашей компании. Видимо, пилот уже летал сюда и знал, где находится местный аэропорт.

* * *

Вместо «здравствуйте» начальник аэродрома встретил летчика сердитым ворчанием.