А утром пришел Фо…

– Именно! Да только я видел его так четко, как тебя сейчас. Даже болтал с ним и прикасался к нему. У меня и сомнений не возникло, что это может быть не он. До тех пор, пока я не увидел труп Лехи, все еще лежащий в окопе. И тут же после этого на меня напали монстры.

– Пипец! – всплеснул руками Агеев. – Час от часу не легче…

Этот наш разговор привел к довольно неожиданным последствиям. Ближе к рассвету дежурили Шурович с Роганиным, остальные отсыпались в сушилке. И вдруг нас разбудили крики и грохот. Они раздавались из столовой. Ворвавшись туда, мы остолбенели. Роганин держал на мушке Шуровича!

– Ребята, помогите! – завопил последний, прикрываясь сковородой, как щитом, словно она могла уберечь от пули. – Он с ума сошел! Пристрелит же…

– Роганин, ты чего это? – спокойно сказал Слава Бабин, протирая сонные глаза. – Автомат-то опусти. Он же типа стреляет.

– Это не Шур! – взволнованно заявил Вовка. – То-то я смотрю – странный он какой-то в последнее время…

– Да Шур я! Шур! Чё ты? – причитал Шурович.

– Говорю же вам, это не Шур! – настаивал Роганин. – Доказать? Эй, ты, руку покажи!

– Чего? – захлопал глазами Шурович.

– Рукав, говорю, закати! Быстро!

Шурович удивленно задрал оба рукава кителя.

– Ну? Это что? – торжественно воскликнул Вовка.

Рука у Шуровича оказалась красной и кое-где в странных волдырях.

– Да обварился я вчера, когда хавку разогревал, – пролепетал Шурович. – До сих пор болит… Ну, скажите вы ему!

Трошников было сделал шаг, но тут же замер – Роганин упер приклад в плечо, прицелился, палец его задрожал на спусковом крючке.

– Вовка, можешь быть спокоен, – поспешно сказал я, испугавшись, что он выстрелит. – Шур точно не монстр.

– С чего ты взял?

– Вспомни. Те двойники появлялись, лишь когда человек был один. Так? Ты задумывался – почему? Да потому, что галлюцинации возникают у человека в голове и видит их только он! Мы же все сейчас видим Шура точно так же, как и ты. А значит, он не глюк!

Признаться, я и сам не был на все сто процентов уверен, что все это так. Вдруг галлюцинации бывают коллективными? И все же старался говорить как можно увереннее, ведь на кону – жизнь Шуровича. Роганин приопустил оружие, но все еще сомневался.

– Ладно, Вовка, не тупи. Дай автомат. – Трошников шагнул, протянув руку. И тут же снова замер. Дуло теперь смотрело на него.

– А вы сами-то кто? – воскликнул Вовка. – Где гарантия, что вы тоже не глюки?

– Совсем охренел, Роганин? – вскипел Агеев. – Уж лучше пристрели меня сейчас. Потому что, если я до тебя доберусь, мало тебе не покажется!..

– Так, погодите, пацаны! – воскликнул я. – Вовка, послушай…

– А с чего мне тебе верить? Может, ты тоже замаскированный монстр!

Аргументов у меня не нашлось. Более того, я покосился на друзей и вдруг поймал себя на мысли, что и сам не могу быть уверенным, что все они, включая Роганина, – не галлюцинации. И тут я вспомнил, что уже был в подобной ситуации, вспомнил проверку, которую мне устроил мираж Волкова, когда спросил меня про «майора Дорова».

– Вовка, спроси нас о чем-нибудь.

– Чего?

– Спроси нас о том, что знать можем только мы. Если мы монстры, то не сможем ответить на твои вопросы. Не можем знать о том, что ты приехал из Новосибирска, что наши кровати в учебке стояли рядом, что тебе как-то в шутку налили в сапоги пены для бритья перед утренней пробежкой… Давай спроси!

Тут я блефовал. Ведь галлюцинации – плод нашей фантазии и насылаются нашим же подсознанием. А значит, видимый тобою фантом знает все то же, что и ты сам. Так, например, иллюзорный Волков знал про «майора Дорова», потому что про него знал я сам. Точно так же и мы, будь галлюцинациями Роганина, ответили б на любой его вопрос. Я надеялся лишь на то, что Роганин этого не сообразит.

Впрочем, тот и не стал ничего спрашивать. Похоже, он уже и сам понял, что ошибся. Роганин растерянно опустил автомат. Трошников тут же вырвал оружие у него из рук.

– Блин, парни, мы так рехнемся… – Роганин схватился за голову.

– Ничего, братан, я все понимаю. – Шурович похлопал его по плечу.

– Короче, так, – сердито заявил Агеев. – С этой минуты в одиночку никому ни шагу! Все должны быть на виду. Еще не хватало, чтобы мы друг друга перестреляли.

Серега Сычев к утру стал совсем плох. Сначала он кашлял: сухо и часто. Потом у него начались спазмы, он жаловался на боли в животе, говорил, что голова просто раскалывается. А как-то он и вовсе упал посреди комнаты бодрствующей смены, хватаясь за живот и дико крича. Мы перенесли его на кровать начкара и укутали шинелями.

– Чувствую, Серега долго не протянет, – сказал Шурович, глядя на дрожащего, обливающегося потом Сычева, горячими, словно утюг, ладонями сминающего шинель. – Может, нам и правда попробовать найти дом Петровича? У него может быть связь с частью.

– Гонишь, что ли? – замотал головой Роганин. – Я не рискнул бы даже дверь приоткрыть на улицу. Дождемся смены, и все будет в порядке.

– У пацанов уже начали гноиться раны. Сычев еле дышит. Ты хочешь, чтобы и они там оказались? – Шурович кивнул на запертую дверь отдыхаловки.

Роганин опустил голову.