А утром пришел Фо…

Он потянул за каблук моего сапога, и тот со всхлипом упал на пол. Я стащил второй сапог, швырнул на пол мокрые портянки. Антон между тем принялся сбрасывать с себя грязные шмотки.

– Интересно, а что там? – сказал я и потянул за ручку двери.

В лицо ударил жар. Передо мной предстала парилка. Я закрыл дверь и тоже принялся стаскивать вонючую мокрую форму. Я бросал одежду прямо на пол, посчитав, что этой грязи нечего делать на вешалке.

Трошников уже заскочил в парилку, и оттуда раздавались его восторженные вопли. Распахнув дверь, я сделал шаг и оказался как в тумане. С полминуты совершенно ничего не видел, а лишь слышал голос Антона откуда-то сверху:

– Зверек, давай сюда!

Я разглядел наконец четыре деревянные ступени, а на верхней – пятки Трошникова.

– Да уж, это не наша армейская баня, где как в программе «В мире животных»! – воскликнул довольный Антон и в следующий миг звезданул меня горячим дубовым веником по голой спине. Свежая рана вспыхнула адским пламенем.

– А-а-а! Ты чё, дурак? – Я ринулся было на Антона, но тот принялся усиленно размахивать веником.

Тогда я соскочил вниз и выбежал из парилки, а спустя минуту появился с тазиком в руках.

– Э-э-э… Зверек, не гони! – успел прокричать Трошников в тот самый момент, когда я с кровожадной улыбкой выплеснул на него ледяную воду.

Часть воды попала на раскаленные камни, и от них повалил такой пар, что мы оба выскочили в предбанник.

– Хорошо, – сказал Трошников, развалившись на резном стуле и прикуривая новую сигарету.

– Как думаешь, мы выберемся отсюда? – спросил я, присаживаясь на соседний напоминающий трон стул.

– Фиг его знает. Может, да, а может, и нет. – Трошников стряхнул пепел в серебряную пепельницу. – Понимаешь, Зверек, умереть не страшно. Все мы смертны и рано или поздно сдохнем. Так какая разница, от чего и когда? Тем более что сейчас мы солдаты. Ведь, когда даешь присягу, понимаешь, что может возникнуть такая ситуация, когда придется жертвовать собой. Мы были на боевом посту – в карауле. Произошло нападение, а значит, наш долг солдата – драться не на жизнь, а на смерть.

Я взглянул на него и поймал себя на мысли, что как-то до этого в таком ключе не думал. Я был в караулах множество раз, и нас постоянно инструктировали, что может произойти нападение и мы должны до последней капли крови сражаться и, если придется, даже погибнуть, но главное – защитить охраняемый объект. Однако меня почему-то не покидала уверенность, что такое если и может случиться, то только не со мной. Для меня караулы мало чем отличались от, например, нарядов в столовой. А ведь Антон прав: в любой из караулов на пост мог нагрянуть реальный враг и мне пришлось бы, как велено по уставу, выполнить свой долг и, если так сложится, убивать или умереть.

– Меня тут напрягает другое, – продолжил Антон, с наслаждением затягиваясь сигаретой. – Будь это настоящие враги, скажем грабители, террористы, ну, или на страну кто-нибудь вероломно напал, так сколько угодно готов помереть – сражался б, как отцы и деды сражались. Мы же сейчас воюем не понять с кем, бегаем не понять от кого. Это уже не служба, а триллер какой-то! Теперь же еще и хоромы эти посреди тайги, откуда ни возьмись… Лично я ни черта не понимаю, что тут происходит. Да и Петрович этот странный какой-то тип – все юлит и отмалчивается, на прямые вопросы не отвечает. А ведь наверняка, собака, знает побольше нашего. Я человек простой, сказали копать – копаю, сказали стрелять – стреляю. Не люблю я все эти фокусы!

– Да уж, если б я был один, точно решил бы, что двинулся по фазе, – ответил я. – Хотя, знаешь, Антоха, честно говоря, я раньше мечтал влипнуть в какую-нибудь историю. Ну, вроде этой. Романтикой казалось…

– Ага! В сраку такую романтику, – вставил Трошников.

– Приключений хотелось, что ли? – пожал я плечами. – Как в книжках! А то проживешь всю жизнь, словно муравей в муравейнике: пожрал, поработал, поспал, пожрал, поработал, поспал… И как представлю, что это на всю жизнь, так хоть сейчас в петлю. Потому я частенько думал: вот бы приключение, да такое, чтобы потом всю жизнь вспоминалось. Накаркал, блин!..

Антон посмотрел на меня, как смотрят на ненормальных, покачал головой и, откинувшись на спинку стула, пустил дым к белому абажуру лампы.

– Я вот сколько наблюдаю за тобой, Зверек, и не перестаю удивляться. Приключения ему подавай, романтику… Впрочем, понимаю, отчего ты такой мутный по жизни. Думаю, просто ты жил на гражданке: ни хрена руками не делал, только мамкины плюшки хавал, умные книжки читал да всякой херней страдал – хобби-херобби. Так?

Он в упор посмотрел на меня. Я хотел возразить, но Трошников жестом показал, мол, молчи, знаю я.