a voice

Я набрасываю на нее ветровку и толкаю к выходу.

– Вот, – говорю я, дав ей свой телефон. – Избавься от него, как только встретитесь с Чуи.

– Угу, – говорит Хлои, хлюпая носом.

– Эй, – говорю я, когда Хлои ступает за порог, – у нас всё получится.

12.

В память о Сете Микки с помощью иголки и шариковой ручки набила мне на запястье тату – небольшой черный смайлик с двумя крестиками вместо глаз и улыбкой в виде скобочки. Теперь, когда я смотрю на нее, то вспоминаю одну из цитат моего мистера Фарела и то, как пахла его рубашка в нашу последнюю встречу.

Черт, Сет, как ты мог так поступить со мной! Я так по тебе скучаю.

***

Полчаса для того, чтобы успокоиться и попытаться собраться с мыслями. Куда мы сбежим, в каком городе нет еще щупалец мистера Сайлента? Мной овладевает паника. Точка концентрации, как говорила миссис Джил, – пустая болтовня, взятая из просроченных учебников.

Я смотрю по сторонам и сквозь прозрачную штору замечаю силуэты двух трущихся друг об друга людей в соседней многоэтажке. Тело, которое побольше, стоит на коленях сзади того, которое поменьше. Я вижу, как сотрясается жир на животе мужчины при каждом ударе о бедра женщины. Если бы они трахались чаще, чем ели, то вскоре сбросили бы пару лишних кило. Гипнотизирующее зрелище, расслабляющее сознание лучше всякой горящей свечи. Они выглядели как два карликовых мамонта, борющихся за выживание своего вида. Пульс выравнивается. Я смотрю на часы. Пора.

Я переступаю через бледного Дилана, задевая ногой его плечо. Тело издает глухой стон. Наклонившись к нему, я прикладываю два пальца к его шее. Он жив.

– Так, так, – говорю я, шлепая его по щеке, – вставай. Вставай быстро!

Дилан медленно приходит в себя, неспешно оглядывая комнату.

– Что происходит? – говорит он, держась за голову.

– Хлои, – говорю я, – она думает, что убила тебя.

– Что?

Нужно ей позвонить.

– Вставай! У нас мало времени.

– Воу, – говорит Дилан, приподнимаясь на локтях.

Он зажмуривает глаза и снова опускается на пол.

– Где ее телефон?

Дилан бормочет что-то про себя с закрытыми глазами.

– Черт, что?

– Я не знаю! – кричит он, хватаясь за голову.

– Из-за тебя нас всех убьют, чертов ты сукин сын. Поднимайся сейчас же и помоги мне найти телефон!

Дилан еще сильнее зажмуривает глаза, закрывая руками лицо.

– Можешь взять мой. Пароль: тройка, три двойки.

Я оглядываю комнату, нахожу на столе телефон и набираю свой номер.

Гудки идут до тех пор, пока не срабатывает автоответчик.

Звоню еще раз. Звоню снова и снова.

Ну же, Хлои.

Гудки прерываются.

– Хлои, Хлои! Он жив, ты слышишь? Хлои, ответь!

– Хлои мертва! – послышался голос Чуи.

– Что?

Мое горло сковывал глиняный ком. Язык таял во рту.

– Она вышла с балкона.

– Черт, нет! НЕТ!

«Так, – думаю я. – Мы всё еще живы. Мы с Чуи остались вдвоем».

– Послушай, послушай! – говорю я, сдерживая слезы. – Послушай, тебе нужно бежать, – говорю я, – давай, ммм… Встретимся возле тележки с хачапури.

Я кладу трубку, глядя на приходящего в себя мертвеца. Ублюдок, ты стоил мне половину семьи.

Часть третья.

1.

Закончив рассказ, Энни уперлась мне в плечо, заливая ветровку слезами.

– Мы должны убить Сайлента, иначе этот кошмар никогда не закончится.

– Ладно, ладно, – говорю я, положив ладонь ей на спину.

– Обещай, что у тебя хватит смелости прикончить его, – взрывается Энни, и ее красные глаза наполняются ненавистью.

– Да, да, я прикончу ублюдка, – говорю я, пытаясь воодушевиться собственным энтузиазмом.

– Тогда, – говорит Энни, отпрянув от меня, – давай покончим с этим.

Энни замыкает два провода, выкручивает руль, и машина трогается с места.

Мы останавливаемся на пустой парковке многоэтажного бизнес-центра, вершина которого, казалось, упиралась в самое небо.

– Задумывался ли ты когда-нибудь, – говорит Энни, пока мы протискиваемся в двери центра, – о важности страданий в жизни человека?

Я едва улавливаю то, о чем она говорит, пытаясь выбраться из нескончаемого плотного потока людей, входящих и выходящих из дверей.

– Типа мы сами к этому стремимся, – продолжает она, время от времени поворачиваясь ко мне, – в каждом аспекте. К примеру, ты находишь себе партнера, ассоциируешь его как часть себя, затем страдаешь, если эта часть становится обособленной. Понимаешь? Это как ходить по песку, моля о том, чтобы рано или поздно наступить на битое стекло.

– Ага, – киваю я, переживая о том, чтобы не упасть и не быть затоптанным.

– Все мы – звери, а общество – наше стадо, – говорит она, потягиваясь на ходу, – но вот кто наш загонщик?

Мы подходим к лифту и становимся в конце очереди. Мужчины в смокингах, женщины в деловых костюмах. Среди надушенных шей и мытых голов я чувствую вонь сальных желез и разлагающихся бактерий.

– Взять хотя бы муравьев или пчел с их монархией и распределением труда. Все они – часть единой системы, и для каждого предопределена своя роль. Трутню никогда не стать маткой.

Кажется, эта вонь исходит от меня.

– Ведь только люди могут быть теми, кем захотят. От королевы до надсмотрщика над личинками.

Кажется, что мужчина сзади меня начинает принюхиваться и делает шаг назад, покашливая в кулак.