Аббат

Кэтрин опустилась на колени у изголовья королевы и, не переставая целовать ее руки, разбудила спящую, не встревожив ее. Мария Стюарт, казалось, была удивлена, что лежит в постели совершенно одетая, но затем приподнялась и села. Она выглядела настолько пришедшей в себя и была так спокойна, что Кэтрин Ситон сочла возможным, без всяких предварительных вступлений, сообщить королеве о том затруднительном положении, в которое они попали. Мария Стюарт побледнела и несколько раз перекрестилась, узнав об опасности, которая ей угрожала. Но у нее, как у гомеровского Одиссея,

             …проходит сон, и разомГотов к работе деятельный разум.

Она тут же поняла всю сложность возникшей ситуации, со всеми ее опасностями и преимуществами.

— Лучше не придумаешь, — решила она после краткого разговора с Кэтрин, прижав ее к груди и поцеловав в лоб, — самое правильное для нас — последовать тому плану, который так удачно создали твой живой ум и смелое воображение. Открой дверь и впусти леди Лохливен — она встретит во мне достойную соперницу, правда не в вероломстве, а в хитрости. Моя милая Флеминг, задерни-ка плотней штору и ложись по ту сторону; ты лучше умеешь быть вялой больной, чем подвижной актрисой. Постарайся дышать потяжелее и, если хочешь, испускай слабые стоны. Этого будет достаточно. Но тише, они идут. Ну, да вдохновит меня твой дух, Екатерина Медичи^{209}, ибо холодный северный ум недостаточно изощрен для подобного представления.

Стараясь ступать как можно тише, леди Лохливен вошла в сопровождении Кэтрин Ситон в затемненную спальню и подошла к постели, где Мария Стюарт, бледная и изнуренная после бессонной ночи и утренних волнений, лежала вытянувшись во весь рост, как бы подтверждая своей неподвижностью худшие опасения хозяйки.

— Ах! Да простит бог наши грехи! — воскликнула леди Лохливен, забыв свою гордость и бросившись на колени у ее изголовья. — Увы, это правда: ее действительно убили!

— Кто это в опочивальне? — спросила Мария Стюарт, как бы просыпаясь от глубокого сна. — Ситон, Флеминг, где вы? Я слышу чужой голос. Кто сегодня дежурит? Позовите Курсель!

— О боже! Ее душа в Холируде, тогда как тело ее в Лохливене. Простите, государыня, — продолжала леди Лохливен, — что я потревожила вас; это я, Маргарэт Эрскин из рода Маров, в замужестве — леди Дуглас из Лохливена.

— О, наша благородная хозяйка, — ответила королева, — которая так заботится о нашем жилище и пропитании. Мы слишком долго утруждали вас, любезная леди Лохливен, но сейчас ваши гостеприимные заботы о нас почти на исходе.

— Ее слова словно острый нож вонзаются в мое сердце, — прошептала леди Лохливен. — С болью в душе я прошу вашу светлость сообщить мне, что вас мучит, чтобы помочь вам, если еще есть возможность.

— О моей болезни, — ответила королева, — не стоит и говорить, ей уже не нужно вмешательство врача. Я чувствую тяжесть во всем теле, холод подступает к моему сердцу. Ведь у узника тело и сердце редко бывают свободны от таких ощущений. Свежий воздух и свобода, по-моему, очень скоро оживили бы меня. Но Собрание Сословий^{210}

определило иначе, и одна лишь смерть раскроет дверь моей тюрьмы.

— О государыня! — воскликнула леди Лохливен. — Если бы свобода действительно могла принести вам полное исцеление, я не побоялась бы навлечь на себя гнев регента, моего сына сэра Уильяма и всех моих друзей, только бы вам не пришлось встретить смерть в моем замке.

— Ах, миледи, — сказала вдруг леди Флеминг, выбрав, по ее мнению, весьма удачный момент, чтобы доказать, насколько необоснованны суждения о недостаточной изворотливости ее ума, — испытайте, как подействует на нас свобода! Мне, например, при моем больном сердце, было бы, вероятно, очень полезно побродить по лугам.

Леди Лохливен встала, отошла от постели королевы и метнула проницательный взгляд на старшую фрейлину, нуждающуюся в лечении.

— Вы так серьезно больны, леди Флеминг?

— Я очень серьезно больна, миледи, — ответила придворная дама, — в особенности после нынешнего завтрака.

— О помогите! Помогите! — вскрикнула внезапно Кэтрин, стремясь помешать разговору, который грозил расстроить весь ее план. — Помогите! Умоляю вас! Королева близка к смерти. Спасите ее, леди Лохливен, если у вас доброе сердце!

Леди Лохливен бросилась поддержать голову королевы, которая, устремив на нее глаза, сказала с видом крайнего утомления:

— Благодарю вас, милая леди Лохливен; если не считать некоторых происшествий из недавнего прошлого, я никогда не обманывалась на ваш счет и нисколько не сомневалась в вашей привязанности к нашему дому. Вы успели, как я слышала, доказать ее еще до моего рождения.

Леди Лохливен, которая было снова опустилась на колени у изголовья больной, быстро вскочила и, в страшном волнении пройдя через всю комнату, поспешно подняла решетку на окне, как бы желая вдохнуть побольше воздуха.