Аббат

— Вы не покинете нас, матушка, — сказала королева, — вы, которая так много сделала для нашего освобождения, подвергала себя таким опасностям, так искусно маскировалась, обманывая наших врагов и поддерживая связь с нашими друзьями. Вы не покинете нас сейчас, когда разгорается заря нашей грядущей удачи, до того времени, когда мы сможем поближе узнать вас и отблагодарить.

— Вы не можете поближе узнать ту, которая сама себя не знает, — ответила Мэгделин Грейм. — Бывает такое время, когда в этой старческой голове кроется сила того, кто был рожден в Гате, в этих потрясенных мозгах — мудрость самых опытных советников, но, глядишь, случится такое, когда снова надвинется на глаза туман, сила станет слабостью, мудрость — безумием. Мне приходилось говорить перед государями и кардиналами, да, благородная королева, даже перед государями из твоего собственного Лотарингского дома. Я сама не знаю, откуда брались у меня слова убеждения, которые слетали с моих уст, услаждая их слух. А теперь, даже когда я крайне нуждаюсь в словах убеждения, что-то обрывает мой голос и мешает мне говорить.

— Если в моих силах будет сделать что-либо дли тебя, — сказала королева, — тебе достаточно будет сказать одно слово, и оно подействует лучше всякого красноречия.

— Венценосная госпожа, — ответила ей Мэгделин Грейм, — мне стыдно, что сейчас, в этот торжественный момент, суетные человеческие просьбы могут быть обращены к той, к чьим молитвам прислушиваются святые на небесах, чью борьбу за правое дело благословляет само небо. Но это следует сделать, потому что бессмертная душа заключена в земную плоть, я могу поддаться безумию, — прибавила она со слезами на глазах, — и тогда всему будет конец. — Тут она взяла за руку Роланда, подвела его к королеве, опустилась на одно колено и заставила его преклонить оба колена.

— Могущественная государыня, — сказала она, — взгляни на этот цветок. Его нашел чужой человек на кровавом поле битвы, и много времени прошло, прежде чем мои глаза увидели, а мои руки прижали к сердцу все, что осталось от моей единственной дочери. Ради тебя и ради нашей общей святой веры, я оставила этот цветок, еще совсем нежным, на попечение чужих людей, наших врагов, которые, быть может, пролили бы его кровь, как вино, знай этот еретик Глендининг, что в его доме живет наследник Джулиана Звенела. С тех пор я видела это любимое мною чадо только в редкие часы сомнений и страха, а теперь я расстаюсь с ним навсегда… Навсегда! О, за все тяготы долгого пути, который я проделала, защищая твое правое дело в нашей стране и в чужих землях, окажи покровительство этому ребенку, которого я уже не смею больше называть своим.

— Я клянусь тебе, матушка, — сказала глубоко растроганная королева, — что ради тебя и ради него самого я позабочусь о его счастье и успехе.

— Благодарю тебя, дочь королей, — сказала Мэгделин Грейм и прижалась губами сначала к руке королевы, а затем к челу своего внука. — А теперь, — сказала она, вытирая слезы и поднимаясь с достоинством, — земля получила свое, а небу причитается остальное. Борись за победу, львица Шотландии! И если молитвы преданного сердца могут помочь тебе, я стану их возносить за тебя во многих странах и во многих святых местах. Я буду, подобно призраку, переходить из страны в страну, из храма в храм, и там, где даже не знают о моей родине, священники будут спрашивать, кто эта королева полуночной земли, за которую так неистово молится старая паломница. Прощай! Тебя ждут почет и земное счастье, если на то будет воля божья; а если нет, пусть покаяние здесь предопределит твое блаженство в веках! Пусть никто не обращается ко мне и не следует за мной; мое решение принято. Мой обет не может быть нарушен.

С этими словами она неторопливо удалилась, бросив последний взгляд на своего любимца внука. Он поднялся и хотел последовать за ней, но королева и лорд Ситон остановили его.

— Не нужно настаивать, если вы не хотите потерять ее навеки, — сказал лорд Ситон. — Много раз приходилось мне видеть эту святую женщину, и часто — в самые трудные для нас минуты. Но всякую попытку нарушить ее уединение или воспрепятствовать ее планам она считает преступлением и не прощает никогда. Я думаю, мы все же еще увидим ее, когда она нам понадобится. Эта женщина, бесспорно, праведница, она целиком посвятила себя молитве и покаянию. Поэтому еретики считают ее безумной, а истинные католики — святой.

— Будем надеяться, что вы, милорд, поможете мне выполнить ее последнюю волю.

— Какую? Покровительствовать моему юному спасителю? С величайшей охотой… По крайней мере в том, что ваше величество сочтет приличным потребовать от меня. Генри, немедленно подай руку Роланду Эвенелу, ибо именно так, я полагаю, мы должны теперь называть его.

— И он получит во владение свое баронство, если бог благословит наше правое дело, — прибавила королева.