Абхазская повесть

Сидя за одним из столиков полупустого зала и слушая, как за открытыми окнами перекликаются разноголосые гудки маневровых паровозов, Федор (в который раз) пожалел, что не владеет грузинским языком. Разглядывая зал, он заметил, что привлек внимание буфетчика. Толстый, с красным, лоснящимся, апоплексическим лицом, поминутно вытирая не особенно чистым полотенцем струящийся пот, он время от времени бросал на Федора внимательные, оценивающие взгляды. Поездов не было, местные завсегдатаи работали и могли прийти сюда только в вечерние часы, а этот неизвестный русский сидел за столиком, ничего не заказывал и только лениво посматривал по сторонам. Интриговало и то, что при нем не было никаких вещей, — значит, не пассажир. Любопытный, как все духанщики, буфетчик с удовольствием расспросил бы незнакомца, но не кого было оставить буфет, да и положение хозяина зала обязывало ожидать, когда посетитель обратится сам.

Видя, что никто не подходит, Федор постучал по пепельнице и посмотрел на буфетчика. Тот пожал плечами и в свою очередь поманил его пальцем. Как Дробешев и предполагал, пришлось пить самому и угощать своего собеседника.

Когда они кончали вторую бутылку, Федор кое-что узнал о смерти Самушия. Не так уж часто на станции происходили подобные события. Буфетчик — его звали Гиви — утверждал, что покойный сидел за столиком не один.

— Как не один? А с кем? — насторожился Дробышев. Но буфетчик так и не смог припомнить приметы собеседника Самушия.

— Сколько же человек сидело за столиком? — спросил Федор.

— Трое, — ответил Гиви. — Сидели вот там, — показал он рукой на крайний столик в углу.

— Кто их обслуживал?

— Официантка Маро.

— А где ее можно найти?

— Сейчас позовем.

Приоткрыв дверь, ведущую в кухню, буфетчик крикнул что-то, затем обернулся к Дробышеву и, наклонившись через прилавок, доверительно спросил:

— Ты из ГПУ, следователь?

Федор кивнул головой.

— Спрашивай, пожалуйста, — сказал Гиви.

— Сколько стоял поезд?

— Пятнадцать минут. Батумский всегда так стоит.

— Чего же он бежал, ведь ехал-то в Тифлис?

— Как в Тифлис? — удивился буфетчик. — Ты что-то путаешь. В Батум он ехал. В Батум! Под Батумский и попал. — Гиви присвистнул, — а тифлисский за час до этого ушел.

Это было неожиданно и странно, но Дробышев не стал спорить.

— А кто видел, как это случилось? Люди на перроне были?

— Почему не были! Много народу было. Кто встречал, кто провожал, пассажиры тоже были, — ответил буфетчик.

— А кто видел, не знаешь?

— Должно быть, никто не видел. На первом пути стоял товарный, не успели убрать. Скорый пришел на второй. Хотя, подожди. Нико видел.

— Какой Нико?

— Носильщик на станции. Когда это случилось, он в буфет приходил, говорил, что видел. Да его вызывали ваши, допрашивали. А вот и Маро. Иди сюда, Маро, человек хочет с тобой поговорить.

Федор обернулся и увидел невысокую полную блондинку с ярко накрашенными губами. Это была русская девушка. Вероятно, ее звали Марией, а не Маро. Она улыбнулась и подала руку.

— Гиви говорит, вы обслуживали вчера вечером человека, которого переехал поезд, — не отпуская ее большой, крепкой, шершавой руки, сказал Дробышев.

— Да, он за моим столиком сидел.

— Расскажите подробно и по порядку, как все это было, — попросил Федор.

Она вопросительно посмотрела на буфетчика.

— Поговори с товарищем, расскажи ему, — сказал толстяк и вернулся за стойку.

Маро пригласила Дробышева сесть за столик. Чувствовалось, что работа в ресторане приучила ее не теряться и не смущаться перед посторонними. Ей не надо было задавать вопросов, она быстро поняла, что от нее нужно, и с чисто профессиональной наблюдательностью рассказала о человеке, который, встав из-за ее столика, через несколько минут трагически погиб. Она никогда раньше его не видела, но запомнила многие характерные черточки. Из ее рассказа Дробышев узнал, что Самушия вошел в зал с двумя мужчинами. (Маро подробно описала их). Один из них заказал вино, водку и еду. Пили много, почти не закусывая. Она немного знает грузинский разговорный язык и поняла, что встретились товарищи по работе. Несколько раз они называли какие-то фамилии, но она их не запомнила. Сидели за столиком, что-то около часа.

— А о чем они говорили, не слышали? — спросил Дробышев.

— Когда я подходила к столику, они замолкали. Позже, когда выпили, мне удалось услышать несколько раз слово Батум.

— И только?

Она замялась.

— Ну, говорите же, что вы слышали еще! — настаивал Дробышев.

— Мне показалось, что двое требовали, чтобы третий, ну тот, который попал под поезд, ехал в Батум.

— А он, что же, не хотел?

Она кивнула головой:

— Да!

— И еще что?

— Говорил, что в Тифлисе должен увидеть «самого».

— Кого?

— Один из них заметил, что я стою рядом и громко засмеялся. А мне велел уйти. Я не расслышала.

— А кто платил?

— Тот, который заказывал.

— Был ли в руках погибшего портфель? — поинтересовался Дробышев.

— Да, был, — ответила она.

Маро показалось, что в портфеле были деньги или документы, потому что он не выпускал его из рук. Но когда они уходили, портфель нес один из его спутников.

— Они были пьяны, когда уходили?