– Я разотру его, приготовь только воду, ладно?
– Хорошо, сейчас сделаю.
Мама бросается искать в шкафах подходящую ёмкость, и я замечаю, что у неё дрожат руки. Алекс, очевидно, тоже это замечает, потому что резко останавливает её, обнимает и тихонько говорит:
– Ты только не паникуй, ладно? Справимся! Всегда справлялись!
– У меня ещё не было такого, чтоб жар невозможно было сбить! Понимаешь?
– Ты просто не очень хорошо помнишь, Солнышко!
– Если ты о себе, то у тебя совсем другая ситуация была!
– Именно! А у него просто грипп, наш знаменитый “флу”, и мы его вылечим обязательно, только не нужно переживать и нервничать, ладно?
Алекс нежно целует маму в нос, потом в губы, не слишком усердно, потому что я рядом, и он об этом помнит. Она смотрится такой хрупкой в его руках, настолько ниже и уязвимее, что у меня начинает щемить в сердце: как же хочется, чтобы и у меня был мужчина, в котором можно спрятаться от всех бед, чтобы он также нежно утешал меня и целовал в нос… Ну вот почему везёт всем кроме меня? Маме повезло, девушке Эштона тоже остаётся только завидовать, только я никому ненужная синеглазая Соня, которая лучше всех пишет эссе! Да-да, именно так! Школьные парни приглашают меня только лишь помочь им с уроками и точка.
Алекс без конца твердит, что я самая красивая и умная девушка на планете Земля, тогда почему другие парни этого не видят? Эштон, например? Может, они слепые? В последнее время я всё больше начинаю сомневаться в том, что Алекс говорит мне правду.
Полночи не могу уснуть, не помогла даже “Королева Марго” – моё персональное сильнодействующее снотворное: обычно стоит открыть её, и пары страниц не прочтёшь – тут же в сон клонит. Лежу, разглядывая на потолке узоры пятен света и теней от голых ветвей деревьев из сада, и думаю свои думы. И все они, конечно же, об Эштоне.
И в этих моих думах мы сперва долго держимся за руки, обнимаемся, Эштон целует меня в нос, а потом всё торжественно завершается киношным поцелуем в губы. Сразу после этого я иду под руку со своим красавчиком бойфрендом по школе, все смотрят на нас, девчонки и даже учителя женского пола завидуют мне, а парни сокрушаются, что упустили такой бриллиант в виде меня. Ну, вовремя не заметили, что он одинок и требует оправы. Многие так сильно жалеют, что не пригласили меня на свидание первыми, что даже кусают до крови губы и разбивают костяшки о розовые стены нашего школьного коридора.
Где-то на моменте отвисания челюсти у Бахары, моего главного врага – дочери иранского бизнесмена, не менее удачливого, чем Алекс, я просыпаюсь и обнаруживаю на часах половину четвёртого ночи. Тут же вспоминаю о болезни Эштона и искренне начинаю вся чесаться от переживаний – как он там? Вдруг родители всё же решили вызвать скорую и моего братца увезли в госпиталь? А может, он там совсем один в своей комнате для гостей, и некому о нем позаботиться?
Решаюсь проверить.
Комната Эштона не менее просторная, чем моя собственная, вся залита лунным светом, свободно проникающим через стеклянную стену. Для ноября луна ночью – это такая редкость в наших краях!
Прямо у широкой кровати, где тихо спит Эштон, стоит кресло, а в нём дремлет, облокотившись на руку, Алекс.
Я подхожу к ним так тихо, как только могу, но отец тут же открывает глаза. Увидев меня, он улыбается и тихонько говорит:
– Ему уже лучше, температура давно спала, не переживай, Соняш!
– Тогда почему ты не ложишься? – шепчу в ответ. – Тебе через час вставать!
– Мама настояла, чтобы я завтра отменил свои дела и остался дома. Ну, ты её знаешь, – тихонько смеётся. – Но я, конечно, все равно на работу поеду, просто позже. А сейчас, правда, пойду тоже лягу.
Я рассматриваю Эштона: он раздет по пояс и укрыт влажной на вид простыней.
– А чего он мокрый-то такой? – спрашиваю.
Отец молча трогает постель, затем аккуратно лоб Эштона:
– Похоже, это он так сильно вспотел, когда температура падать начала. Ты тихонько его разбуди, а я пойду принесу ему смену белья и майку какую-нибудь свою.
– Ладно, – соглашаюсь.
Алекс уходит, а я долго не решаюсь будить больного. Кладу ладонь на его лоб так же, как делал до этого отец, и нахожу его не то, что не горячим, а буквально ледяным! “Наверное, мама переборщила с таблетками, как всегда” – проносится мысль. А за ней другая: “Почему это так странно бьется моё сердце, когда я касаюсь его? ”
Эштон спит как убитый. Отец приносит бельё:
– Ещё не разбудила?
– Да он спит как лошадь! – деланно хмурюсь.
– Молодой организм! – отвечает Алекс с улыбкой. – В этом возрасте все парни хорошо спят и не страдают отсутствием аппетита!
– Эштон точно страдает! Смотри, какой худой!
Мы оба фиксируем свои взгляды на голой грудной клетке Эштона, которая ни разу не выглядит худой, а наоборот настолько широкой и сексуальной, что мне резко становится неловко.
– Да ничего он не худой! – уверенно возражает отец. – Я в его возрасте таким же был!
– Но он за столом почти ничего не ест, и дома у него еды вообще не было. У него явно проблемы с аппетитом, точно тебе говорю!