Абсорбент. Маньяк, который меня любил

В комнате стало холодно, но запах почти выветрился. Аня приняла горячий душ, словно от запаха и липкого страха можно было отмыться. Убрала в морозилку почти погибшее мороженое, а вместо ужина выпила еще одну таблетку и наконец легла спать, надеясь лишь, что утром ей будет чуть-чуть менее страшно.

Она боялась, что не сможет заснуть, но глаза закрылись тотчас же, и она провалилась в темноту, в которой не было ни хороших снов, ни плохих. Там не было ничего.

Глава 20

Всю дорогу до больницы Игорь обдумывал, что будет говорить. Ведь понятное дело, что глупо начинать разговор с вопросов: «А вы уверены, что умер именно тот, кого записали умершим?» или «Не отпускаете ли вы опасных больных после их якобы смерти, и сколько это стоит?» Попахивало старыми авантюрными романами, а не реальной жизнью. К тому же Игорь меньше всего был готов поверить, что настоящий преследователь — это их оживший мертвец или вовсе не умиравший Рассохин. Будь он на месте Рассохина и получи возможность покинуть больницу, он не стал бы браться за старое. Уж точно не сразу. И если бы так сильно нужно было довести именно Анну, все равно не стал бы так подставляться. Психопатов в вузе на факультативе изучали плотно, и Игорь знал, что маньяк ни за что не оставит в покое уже «распробованную» жертву. Ну так убил бы без предупреждений или сменил бы тактику. Но нет, этот неизвестный повторял все вслед за Николаем максимально точно и лишь в последнем рисунке нарушил привычные рамки. Зачем? Посчитал, что Анна недостаточно напугана? Или напротив, дело не в Анне, и это попытка привлечь интерес кого-то другого: журналистов, врачей, родственников, следователей? Тогда это может быть и сама Анна. Однако рассказ Вадика о том, что случилось на мосту, выбивался из этой самой простой версии. И кровь. Вряд ли Анна держала консервированную кровь бывшего в холодильнике. Тогда она была бы еще большей психопаткой, чем Николай.

Игорь пообещал себе, что после разговора с психологом и анализа рисунков он все-таки закажет их сравнительную экспертизу. Всех, неважно, что их так много. Нужно сравнить самые первые с теми, что приходили после смерти Николая, и вот с этими, последними. Игорь готов был поклясться, что эксперт найдет разницу. Но сначала больница. И пусть ему ничего интересного, скорее всего, не скажут, все надо делать по правилам. Коллеги правы. Работая с дочкой «большой шишки», главное не зарваться. И неплохо бы все-таки выяснить, кто преследует Анну, тогда Эмилю будет чем прикрыть их большое расследование, если оно ничем не закончится.

Игорь вздохнул. Нераскрытые убийства, поднятые из архивов, так и манили, а приходилось заниматься вот этим. Не слишком-то проблемы на новой работе отличались от тех, что беспокоили его, когда он был участковым. Тоже заниматься хочешь чем-то серьезным, а вынужден раз за разом решать вопросы с теми, кто не может остановиться в алкогольном угаре.

Он вышел из автобуса и двинулся мимо ограды к больнице. В этот раз Игорь отдельно отметил, как легко его пропустили на территорию. То ли корочки здесь видели часто, то ли просто никому не было дела. И снова забрезжила надежда. Как знать, может, и выпустить отсюда могли кого-нибудь не глядя? А обнаружив побег, прикрыться его якобы смертью. Тут фантазия снова буксовала. Потому что как следователь он прекрасно знал, какой это геморрой — освидетельствование смерти даже в больнице, особенно если в карте умершего нет записей о хронических и смертельно опасных болезнях. Подводить себя под суд, чтобы скрыть другое преступление? Вряд ли.

Снова молчаливый санитар. Тот же? Или другой. Игорь не запомнил его лицо. Нехорошо. Непрофессионально. Но его пропустили в коридор, ведущий к кабинету Халиман, и щелкнули за ним дверью. Значит, в курсе, что он знает куда идти. Может, и тот.

— Алина Сергеевна позвонит, когда вы с ней закончите, я вас обратно проведу, — подал голос через глухую дверь санитар, и Игорь машинально кивнул, позабыв, что его кивок не виден. Похоже, санитар тот же.

Игорь двинулся по коридору к нужному кабинету. Он уже не оглядывал унылые горчичные стены, еще более унылые в свете тусклых ламп, не шарахался от каждого проходящего мимо в пижаме. Он просто хотел поскорее добраться до кабинета Алины Сергеевны и просмотреть снова всю папку с рисунками. А может, даже забрать оригиналы сразу, не дожидаясь официального запроса. Когда дело касалось улик, он на свою память не жаловался и такую деталь, как вырезанное нечто из живота, пусть и нарисованное, в отличие от самого тела, весьма схематично, точно сам бы не придумал. А значит, на старых рисунках ее действительно не было. Не говоря уж о квартире. В конце концов, Николай, настоящий Николай, даже не был в этой квартире ни разу! И значит, он не мог ее нарисовать. А только рисунки, хранившиеся здесь, в больнице, точно принадлежали Николаю. Все остальные могли быть копиями, сделанными как Аней, так и каким-то другим психопатом. А значит, цель могла быть другой. Не преследование ради преследования и власти над мыслями ли, телом ли жертвы. А месть.