Ачайваямская весна

Чукчи говорят: «Куйкиннеку[1] келе наделал, когда Митти¹ спала».

Иван Иванович:

— Раньше думали, что болезни — это келе. Келе поедают людей так же, как и люди едят оленей. У этих самых келе, как верили старики, есть свои олени.

Старик Чавэйпин как-то мне рассказывал: «Я из стада шел. Шел в темноте. Вдруг я ярангу увидел. Там огонь горел. Я сразу понял, что это яранга келе. Рядом с ним его сын играл. У келе все лицо волосами заросло. В пологе у него человеческая голова висела.

Я наломал ольховых прутьев, связал их травой и стал размахивать этим веником перед входом. Ребенок вскрикнул, упал и умер.

Келе тогда говорит: «Это Чавэйпин пришел. Надо мне кочевать».

Приставил руку ко рту, дохнул, и поднялась сильная пурга. Я схватился даже за куст, чтобы удержаться. Потом, когда пошел, все время за собой ольхой мел, чтобы келе за мной не увязались».

Видели, у многих старых мужчин на поясе связки палочек есть? Это эйлюч — охранители. Жена такого мужчины, когда спит, во сне их видит. Просто ей приснится, какой формы должны эйлюч быть. Она просыпается и говорит мужу: «Вот так делай». Потом ему эйлюч на ремешки привязывает, и он их на поясе носит.

Чавэйпин совсем старый был, а я — молодой.

Костер прогорел. Только красные уголечки остались на каменистой площадке. Завтра можно прийти и посмотреть, что не сгорело. Не горит у человека больное место. Так можно узнать, от чего страдал чаучу Ахалькут.

Кострище старики быстро обложили ольховыми ветками. Если сюда и слетелись келе, то они из этого круга за людьми не уйдут.

Взяли люди себе на счастье по щепотке травы с этого места.

Люди пошли к склону. На их пути стояли женщины с ветками ольхи. Ими они отряхивали грудь и спину каждого. Дальше опять стояли женщины с ольховыми ветками — как сквозь ворота пропускали.

Сейчас самое время для келе прилететь, посмотреть, здесь ли покойник. Надо от них отделаться.

— Ну, пошли, — сказала одна из старух, что обряжала Ахалькута.

Люди тронулись цепочкой вниз, стараясь идти одной тропой, одним следом. Старуха пошла последней. Она совсем немного прошагала сзади, а потом обогнала всех и установила на дороге два камня.

Люди прошли сначала между этими камнями, а потом вокруг них — окружили прямой след кольцом следов. Теперь келе должны сбиться со следа. Им не понять, куда делись люди. Камни для них — отвесные скалы. Следы — непонятная дорога.

Подошла к гой и другая старуха-ворон. Эта привела собаку. С одного удара ножа собака упала мертвой. Ее положили головой в ту сторону, откуда пришли. Ее-то келе испугается. Старуха погладила ее по холодеющим подушечкам лап и сказала:

— У тебя лапы шершавые. Не скользи по льду, когда келе погонишь.

Осталась лежать белая собака. Теперь нужно только возле яранги очиститься водой и огнем.

Только подошли к яранге люди — им женщины уже воду вынесли. Каждый вымыл лицо, руки и прополоскал рот. Потом у входа положили горящую головешку. Каждый через нее перешагнул.

Теперь все.

Мы возвратились в Средние Пахачи.

Ночью прибежал парнишка из поселка и сказал, что умерла старуха. Я видел эту старую женщину. Несколько раз она выходила греться на солнце.

— Что теперь делать будем? — задумчиво спросил меня Володя. — Надо будет несколько раз упряжку гонять. Все равно всех сразу на тех собаках, что есть, не увезти.