— Ты знаешь, Виктор, меня за яйца повесят за такие дела. И понадобится шесть — восемь месяцев, чтобы пробить эти переделки в МАПе. Это я уже проходил, по молодости, и больше в такие игры не играю. Схлопотал выговор, с занесением в личное дело, и инженером полка меня так и не поставили. Плавали, знаем.
— Твои предложения?
— Забыть об этом и не отсвечивать.
— Слушай, а если не сам двигатель менять, а только компрессор?
— Что это даст?
— Минус, примерно, сорок — шестьдесят килограммов по весу, и скачок мощности. — вошел Энгельсон, который притащил двигатель к мотористам. Доложился. — Пойдем, глянем!
— Только ради тебя, Витенька. — зампотех натянул хлопчатобумажные перчатки, и вышел из каптерки за Энгельсоном. Я двинулся за ними. Движок лежал на боку, рядом с ним лежал АМ-35А, стандартный для наших машин. По размеру они сильно отличались, как и по внутреннему объему.
— Этого малыша в имеющееся моторное пространство не поставить, требуется удлинять моторную раму. Никто этого не позволит. Пустая затея. Здесь требуется мощная конструкторская проработка и море испытаний.
— А я вот об этой безделушке, которую надо прикрутить вот сюда, вместо этой «дурищи». «Дурищу» снять и заглушить отверстие привода.
— Слушай, здесь — дюймы, а у нас — метрическая система, они — несовместимы.
— Соломоныч! Какие дюймы? Требуется соединить метрическими болтами вот это отверстие со всасывающим коллектором, а вот эту дырку — с выхлопным. Вот сюда подать и отвести масло, лучше отдельно и охлаждать его. И вот эти тяги провести в кабину, лучше под правую руку.
— Они — слева.
— Ну, значит, под левую, но за РУД или на панель. С вырезами под три положения.
— Как закрепить?
— Ну вот же есть точки крепления, а вот там вот — какие-то площадки и отверстия с резьбой. Закрепить за них.
— И шо мне с этого будет?
— Ты читал, что в Архангельск пришел первый конвой от союзников?
— Читал, конечно.
— И что он привез?
— Танки, каучук и «Харрикейны».
— А это — «Харрикейн». — Инженер хищно улыбнулся.
— И если мы приспособим ЗиП от него к «МиГу»…
— То Государственная премия будет лежать у тебя в кармане, Соломоныч!
— Витенька! Завтра ты полетишь на такой машине!
— Мою под это дело пока не разбирать, взять у учебной, облетаем, все проверим, после этого переставим. Усек?
— Ты считаешь меня глупым? Заметано!
Я еще не успел выйти из капонира, когда было объявлено по громкой связи, что требуется прибыть в Чернецкое для построения. Успел добежать в землянку. Сунул кое-какие бумажки в планшет и успел на «последний самолет»: ГАЗ-АА, отходивший в сторону села. Он тормознул, и я успел прыгнуть на ступеньку.
Хохлова я еще не видел с момента взлета, было несколько не до него, занимался с технарями. За что и получил, Дима — он, конечно, свой, но армия есть армия.
— Младший лейтенант Суворов! Почему не прибыли на доклад?
— «Ласточку» свою дефектовал, тащ командир, она в ремонт ушла, практически перебит привод руля глубины.
— Еще минус один! Сколько?
— Еще два прибавил.
— Один — видел, а второй когда?
— В зависимости от того, которого видели, я его с вашего хвоста снял, товарищ старший политрук.
— Этого я видел.
— Ну, а первый выше, ведущий у «охотников, он сзади зашел на нашу группу.
— Понятно. Комкор летит, через пару минут сядет.
Комкора привез «Як-7», сам он не летает. Пару минут принимал доклад от Хохлова, затем подошел к строю эскадрильи, вытащил из планшета бумажку и стал читать приказ по корпусу, поздравлявший эскадрилью с успешным боевым вылетом и представление о награждении отличившихся. Так как читал по бумажке, то, автоматом прочел и подпись под приказом: «командующий» корпусом и комиссар корпуса. Мы откричали «Ура», и после этого я поднял руку:
— Что у тебя?
— Дополнение к приказу и представлению, товарищ полковник!
— Давай сюда! — настроение у него было бодрым, веселым. Я принес ему его приказ, переклеенный на бланк, в котором говорилось о запрещении вылетов. И выписку из книги приказов по эскадрилье, где приказа на вылет от корпуса просто не существовало.
— А это здесь причем? — громко спросил полковник.
— Это имеет непосредственное отношение к двум крайним вылетам эскадрильи. Позавчера вы нам запретили полеты. И приказа на вылет из штаба корпуса нам не поступало. Какое корпус имеет отношение к этому? Нас поднял по тревоге «Паркет», а не «Дубрава». Никто из штаба корпуса нами не руководил. Какое вы имеете отношение к моим семи сбитым? И к пятидесяти восьми сбитым нашей эскадрильей? Требую приобщить это к представлению.
— Пять суток ареста!
— Есть, товарищ полковник! — я снял ремень и протянул его комкору. Он побагровел, и тут пришлось вызывать наших медиков.
«Губы» у нас оборудовано не было, меня поместили в казарму учебной эскадрильи, где уже никто не жил. Поставили часового, а комкора увезли на машине. До него дошло, что я не остановлюсь, и этот приказ и мой рапорт будет доведен до командования. На следующий день меня освободил новый командир корпуса. Климов принял особую группу и отбыл на юг. Корпусом теперь командовал однофамилец нашего командира. Бывший начштаба. Точнее, исполнял обязанности.