Ад да Винчи

– Граждане! Зал Леонардо да Винчи закрыт по техническим причинам! Просьба не скапливаться у дверей!

– А когда откроют? – раздавались выкрики.

– Сегодня точно не откроют! – отрубила дама.

– Да что там случилось-то?

Маша, которая стояла близко, увидела, что у служительницы в глазах мелькнула некоторая растерянность.

– Сказано – по техническим причинам! Она решительно тряхнула завитыми волосами. – Мало ли что может быть!

– Безобразие! – завела мамаша с толстым ребенком непонятного пола. – Такие деньги берут за вход...

«Так-так, – подумала Маша, незаметно пятясь, чтобы выбраться из толпы, – эта тетя у входа сама не знает, что там стряслось. Если бы трубы лопнули, ей бы уж сказали...»

Она вернулась назад, свернула в боковые залы и прошла параллельно, мимо залов Джорджоне и Тициана. Вот она, кающаяся Мария Магдалина. Глаза подняты к небу, руки прижаты к сердцу, губы шевелятся, вроде молится.

"Не верю, – подумала Маша мимоходом, – то есть настоящая Мария Магдалина, может, и раскаялась, да только эта натурщица у Тициана явно думает не о том, и губы не молитву шепчут...

Впрочем, сейчас меня не это волнует..."

Она пробежала залы, боковой вход в зал Леонардо был тоже закрыт. Но он, кажется, всегда заперт. Маша, не останавливаясь, прошла дальше мимо лестницы, повернула налево, потом направо. Вот он, зал учеников Леонардо, который с другой стороны граничит с залом великого мастера. Этот зал открыт, только посетителей поменьше – просто не все знают, что можно попасть сюда с другой стороны. Маша скользнула взглядом по картинам, прочла имена художников, которые ей ничего не говорили, – Франческо Мельци, Чезаре да Сэсто... Картина этого Чезаре ей не понравилась. Ребенок противно улыбается и сбоку выглядывает злобный старик.

У запертых дверей, ведущих в зал Леонардо, никто не стоял, просто висела табличка, в которой у уважаемых посетителей администрация музея просила извинения из-за того, что зал закрыт опять-таки по техническим причинам.

«И что я скажу Виталию Борисычу? – приуныла Маша. – Что везде поцеловала замок и пришлось уйти? Самое интересное – что он скажет мне в ответ. Хотя это я и так знаю».

Начальник вечно твердит им, что для репортера нет ничего невозможного и не может быть никаких преград.

«Что значит – люди не хотят говорить? А ты спроси получше, найди верный подход, где-то подслушай, где-то подсмотри. Нам деньги платят за то, что мы даем людям информацию!»

Маша в задумчивости вернулась к боковой двери, той, которая всегда закрыта. Посетителей в этом зале было мало, служительница тихо сидела в углу и, кажется, дремала с открытыми глазами. Маша поболталась немного у двери, и ее ожидание было вознаграждено. Дверь неожиданно открылась, оттуда вышла группа людей.

Первым, настороженно озираясь, выбрался небольшого роста человечек с круглой лысой головой и маленькими детскими ручками.

Выглядел он совершенно безобидно, пока Маша не столкнулась с ним взглядом. Эти глаза, несомненно, принадлежали человеку жесткому и твердо знающему, чего он хочет. Дальше из зала вышел высокий плечистый парень в форме охранника. В руке он держал переговорное устройство, а карман его оттопыривался самым недвусмысленным образом. В нем явно просматривался пистолет. Парень вполголоса бубнил что-то в переговорник. Следом из двери вышли еще два охранника, которые несли плоский деревянный ящик. Ящик был небольшой и, судя по всему, нетяжелый, но охранники несли его так бережно, что ребенок сообразил бы, что там находится картина.

Маша мысленно сделала стойку, как охотничья собака.

Самым последним вышел немолодой человек с аккуратной профессорской бородкой. Он хотел запереть двери, но тот плотный и маленький, что выскочил первым, вырвал у него ключи и сделал это сам. Маша успела заглянуть через его плечо в зал и увидела, что, в общем-то там ничего не изменилось. Нет никакой воды на полу, нет оголенных проводов... Картину явно эвакуировали. Но почему одну? Да потому, что именно с ней, с одной из мадонн, что-то случилось, поняла Маша. И никакие трубы тут ни при чем.

Процессия двинулась налево, через зал, где выставлено венецианское стекло. Все двигались в полном молчании, только первый охранник все еще напряженно говорил что-то в переговорник. Маша снова столкнулась взглядом с тем полноватым и лысым, кто явно был в процессии главным. Он так зыркнул, что ей захотелось немедленно очутиться где-нибудь в другом месте. Однако она не могла себе этого позволить. В Эрмитаже творилось что-то из ряда вон выходящее, это Маша теперь знала точно. Она чувствовала это своим репортерским носом. Вынесли одну картину, вторая осталась в зале. Вот интересно, с которой из двух мадонн приключилось что-то плохое?

Мадонна Бенуа, там, где молодая женщина держит на коленях крупного лысого младенца и играет с ним, улыбаясь? Маше с детства больше нравилась другая мадонна – та, что кормит своего сына грудью. Кудрявый золотоволосый младенец, чуть отвернувшись от матери, серьезно смотрит с картины на людей. Ребенок на этой картине очаровательный, и краски такие яркие, сочные...