– О! это была сущая глупость. Я делал рамку для ширмочки Лидии – вы знаете, она всегда занимается своею гарусною работою, – и она дала мне подробные приказания касательно этой ширмочки, тут столько было разговоров и размериваний, словно нужно было дом построить. Как бы то ни было, работа была очень миленькая, и я охотно занялся ею. Но знаете, эти маленькие безделки стоят очень много времени. Я же работал над этой вещью только в свободное время, часто поздно ночью, а между тем должен был нередко ходить в Треддльстон, то за кусочком меди, то за другими пустыми принадлежностями. Я выточил крошечные шишечки и ножки и сделал резную работу по образцу так мило, как только могло быть. Я был необыкновенно доволен своею работою, когда она была готова. Когда я снес ее в дом, то мисс Лидия приказала послать меня в гостиную, чтоб показать мне, как вставить вышиванье, чрезвычайно миленькую работу, Иаков и Рахиль целуются, а кругом овцы, словно картина, и старый сквайр сидел тут же в комнате; он все больше сидит с ней. Ну, она была очень довольна ширмочкой и потом хотела знать, что стоит. Я не говорю как попало, вы знаете, во мне нет этого; я рассчитал все очень аккуратно, хотя и без всякой записки, и сказал: один фунт тринадцать шиллингов. Это значило заплатить за материалы и заплатить мне, но вовсе не слишком много за мою работу. Но старый сквайр при этом взглянул на меня, поглядел, знаете, по-своему на ширмочку и сказал: «Один фунт тринадцать за такую игрушку! Лидия, моя милая, если вы должны тратить деньги на такие вещи, зачем же вы не покупаете их в Россетере, а платите двойную цену за такую топорную работу, такие вещи вовсе не дело плотника, как Адам. Дайте ему гинею, но уж никак не более». Ну, мисс Лидия, я думаю, поверила ему, да и сама она нельзя сказать, чтоб охотно расставалась с деньгами… она в сущности недурная женщина, но выросла у него под большим пальцем; таким образом она стала рыться в своем кошельке и покраснела как лента. Но я поклонился и сказал: «Нет, благодарю вас, сударыня, я подарю вам ширмочку, если угодно. Я назначил за работу правильную цену, и знаю, что работа сделана хорошо. Прошу вашу милость извинить меня, но я знаю, что вы не получите такой ширмочки в Россетере менее чем за две гинеи. Я охотно отдаю вам мою работу, она исполнена в мое собственное время, и до нее нет дела никому, кроме меня, но если вы хотите заплатить мне, то я не могу взять меньше той цены, которую спросил, потому что тогда, пожалуй, можно было бы сказать, будто я спросил больше, чем следовало. С вашего позволения, сударыня, желаю вам доброго утра». Я поклонился и вышел, так что она не успела ничего сказать: она стояла с кошельком в руке и имела почти глупый вид. Я вовсе не думал выказать неуважения и говорил, как только мог вежливо, но я не могу поддаться человеку, который хочет доказать, что я стараюсь обмануть его. Вечером лакей принес мне один фунт тринадцать, завернутые в бумагу. Но с тех пор я видел очень ясно, что старый сквайр не может терпеть меня.
– Это очень вероятно, очень вероятно, – сказал Бартль в раздумье. – Только одним способом можно было бы помирить его с вами, это – доказать ему, что в этом заключается его собственный интерес.
– Ну, не знаю, – сказал Адан. – Сквайр довольно проницателен; но одной проницательности еще недостаточно для того, чтоб человек мог видеть, в чем именно заключается его интерес. Требуются еще совесть и вера в хорошее и дурное, я вижу это очень ясно. Вам едва ли удастся когда-нибудь заставить старого сквайра поверить, что он получит такой же барыш прямым путем, как уловками и изворотами, да и кроме того, у меня нет ни малейшей охоты работать под его начальством; я не хотел бы ссориться ни с каким джентльменом, в особенности же с старым джентльменом под восемьдесят лет, а знаю, мы недолго жили бы в согласии друг с другом. Если б капитан был хозяином в имении – о! тогда это было бы другое дело: у него есть и совесть и желание делать добро, и я скорее был бы готов работать для него, чем для кого-нибудь другого на свете.