Читаем Адам Бид полностью

Шестьдесят лет назад (это довольно давно – чему ж тут удивляться, что многое изменялось с тех пор?) не все духовные лица были ревностны; у нас даже есть основание предполагать, что число ревностных священников было невелико, и вероятно то, что если б один из небольшого меньшинства нашел духовные должности в Брокстоне и в Геслопе в 1799 году, он пришелся бы вам по нраву не лучше мистера Ирвайна. Держу пари десять против одного, вы считали бы его нелепым, неблагоразумным методистом. Право, так редко случается, что факты попадают в приятную средину, требуемую нашими собственными просвещенными мнениями и утонченным вкусом. Быть может, вы скажете: «Да улучшите же факты немного в таком случае, сделайте их более согласными с правильным воззрением, в обладании которым заключается наше преимущество. Совет не совсем по нашему нраву; выправьте его исполненною вкуса кистью и заставьте поверить, что это вовсе не такая смешанная, запутанная вещь. Пусть все люди, имеющие безукоризненные мнения, и действуют безукоризненно. Пусть ваши, исполненные недостатков характеры всегда будут на дурной стороне, а добродетельные – на хорошей стороне: тогда мы с первого взгляда увидим, кого мы должны осуждать и кого должны одобрять; тогда мы будем в состоянии любоваться людьми, вовсе не разбивая и не отуманивая понятий, которые мы составили о них прежде; мы будем ненавидеть и презирать с тем истинным, спокойным наслаждением, которое нераздельно с совершенным доверием».

Но, моя прекрасная читательница, что вы сделаете в таком случае с вашим соседом-прихожанином, который беспрестанно спорит с вашим мужем в собрании старост? с вашим недавно назначенным пастором, которого образ проповедования вы с огорчением находите ниже проповедования всеми оплакиваемого предшественника его? или с честною служанкой, которая терзает вашу душу каким-нибудь одним недостатком? или с вашей соседкой, мистрис Грин, которая была действительно нежна к вам во время вашей последней болезни, но которая впоследствии сказала несколько различных злостных вещей о вас? или даже с самим вашим почтеннейшим супругом, который имеет другие раздражающие привычки, кроме того что забывает вытирать у дверей свои башмаки? Всех этих смертных наших братьев мы должны принимать так, как они созданы в действительности, – вы не можете ни выпрямить их носы, ни прояснить их разум, ни исправить их нрав; этих людей, среди которых прошла ваша жизнь, вы необходимо должны терпеть, сострадать к ним и любить их: вот эти-то и есть более или менее дурные, глупые, непоследовательные в своих поступках люди, добрыми действиями которых вы должны любоваться, для которых вам приходится питать всевозможные надежды, всевозможное терпение. Если б даже это зависело от меня, то я не хотел бы быть умным романистом, который мог бы создать мир гораздо лучше настоящего (где нам приходится вставать каждое утро и исполнять свои ежедневные обязанности), так что вы, по всему вероятию, обратили бы более жестокий, более холодный взор на наши пыльные улицы и на обыкновенные зеленые поля, на действительно живущих мужчин и женщин, которые могут быть охлаждены вашим равнодушием или которым вы можете нанести вред вашими предубеждениями против них, которых вы можете ободрить и которым вы можете оказать помощь на пути жизни вашим сочувствием, вашим самоотвержением, вашей открытой смелой справедливостью.

Таким образом, я довольствуюсь тем, что рассказываю мою обыкновенную историю, нисколько не стараясь заставить вещи казаться лучше, чем они были в действительности, не боясь действительно ничего, кроме неправды, которой человек, вопреки своим лучшим усилиям, имеет причину бояться. Неправда так легка, истина так трудна! Карандаш чувствует приятную легкость, рисуя грифа; и чем длиннее когти, чем обширнее крылья, тем лучше. Но эта дивная легкость, которую мы ошибкой принимаем за гениальность, способна оставить вас, когда нужно, нарисовать истинного непреувеличенного льва. Рассмотрите хорошенько ваши слова, и вы найдете, что, даже когда у вас нет основания быть неистинными, вам чрезвычайно трудно сказать точную истину даже о ваших собственных непосредственных чувствах, гораздо труднее, нежели сказать о них что-нибудь прекрасное, но не точную истину.

Перейти на страницу:

Все книги серии В поисках утраченного времени (РИПОЛ)

Пьер, или Двусмысленности
Пьер, или Двусмысленности

Герман Мелвилл, прежде всего, известен шедевром «Моби Дик», неоднократно переиздававшимся и экранизированным. Но не многие знают, что у писателя было и второе великое произведение. В настоящее издание вошел самый обсуждаемый, непредсказуемый и таинственный роман «Пьер, или Двусмысленности», публикуемый на русском языке впервые.В Америке, в богатом родовом поместье Седельные Луга, семья Глендиннингов ведет роскошное и беспечное существование – миссис Глендиннинг вращается в высших кругах местного общества; ее сын, Пьер, спортсмен и талантливый молодой писатель, обретший первую известность, собирается жениться на прелестной Люси, в которую он, кажется, без памяти влюблен. Но нечаянная встреча с таинственной красавицей Изабелл грозит разрушить всю счастливую жизнь Пьера, так как приоткрывает завесу мрачной семейной тайны…

Герман Мелвилл

Классическая проза ХIX века

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман