Адам и Отька

Впрочем, Адам занят своими делами. Звонит телефон. Адам сначала пугается, а потом оглядывается по сторонам. Кто должен подойти к телефону? Конечно, он. Отка разговаривает у дверей с почтальоном, тётя на работе, дядя где-то в Египте. Кому же, как не ему, снять трубку, если телефон звонит не переставая и с каждой секундой всё настойчивее? Телефон словно заставляет Адама ответить, пока на другом конце провода всерьёз не рассердились.

Он робко приближается к телефону и прикладывает трубку к уху. Трубка к уху так и прилипает. И микрофон находится прямо перед губами у Адама. Только голос в трубке кажется в первую минуту неразборчивым, словно кошка мяукает.

Адаму до сих пор разговаривать по телефону не приходилось. Но он видел, как это делают другие.

Адам говорит:

- Да!.. - А потом снова: - Да, прошу вас... - А потом снова: - Прошу.

И наконец различает слова:

- Ты что, дурак? Кого это ты всё время просишь? - Мальчишеский голос звучит задиристо.

- Я разговариваю по телефону, - отвечает Адам, всё ещё растерянно. Ему пока невдомёк, что по телефону тоже можно ругаться.

- Ну ты, скотина деревенская!

- А чего тебе, собственно, надо? - собирается с духом Адам.

- Здорово ты мне попался, а? - насмехается мальчишеский голос.

- Я? - Адам начинает кое-что понимать.

- Ты, конечно. Здорово я тебя запер, а?

- Значит, это ты, Шара? Да?

Никто не отвечает. На другом конце провода молчание.

- Я тебя вижу. Ты - Шара.

- Как ты можешь меня видеть, ты, деревенщина?

- Смотри не попадайся мне!

- Ты тоже смотри! А то так тебе поддам, что света белого не увидишь.

- А я сделаю из тебя котлету.

- Полетишь от меня. Спина - спереди, брюхо - сзади.

- А ты, задира, охромеешь, окосеешь, окривеешь.

Адам больше не может сообразить, что будет с Шарой, когда он его изобьёт.

Но у Шары тоже, видно, не хватает дыхания, потому что на другом конце провода молчание. Адам ещё некоторое время прислушивается к тишине в трубке не долетит ли какое-нибудь запоздавшее словечко, - но тщетно. Тогда он кладёт трубку туда, где она всегда лежит.

Трубка давно на месте, но Адам места себе всё ещё не находит. Ему, собственно, бросили перчатку, враг сказал:

"Иду на вы". Где-то совсем рядом с Адамом живёт чернявый Шара и объявляет ему войну. Хорошо, что Адам хотя бы знает своего врага - раз уж он у него появился. Хуже было бы, если бы он его не знал. Ему пришлось бы тогда подозревать каждого мальчишку на улице.

Адам понимает, что вообще-то без врага не обойдёшься. На Выкане им был Ежка Альтман, с которым они слышать друг о Друге не могут. А здесь вот Шара. Адаму он уже на первый взгляд противен, поэтому вызов он принимает с удовольствием. Хуже было бы, если б Шара его вообще не интересовал. Хорошо, что при мысли о Шаре он злится: значит, во время драки сил хватит.

Вражда по телефону не привлекает Адама. Здесь нужно отбиваться только словами, а в этом он не очень силён. Лучше стать друг против друга и смерить противника вызывающим взглядом. А потом кинуться на него.

Возвращается от двери Отка с письмом для Терезы взволнованная и счастливая своей миссией. И сразу же понимает, что с Адамом что-то произошло. Мальчику явно не по себе. Пальцы у него шевелятся, будто собираются кого-то схватить, а глаза блуждают где-то далеко.

- Адам! - восклицает Отка.

- Я уже знаю, кто запер меня в бомбоубежище.

- Кто?

- Да этот мальчишка с нашего этажа, Шара.

- Я его не знаю.

- Лицо белое, волосы чёрные.

- Ну, этого так оставлять нельзя.

- А сейчас вот он ругался по телефону.

- У дяди я видела гантели, ты должен тотчас же начать тренироваться, говорит Отка, и глазки её светятся, как у ласочки. Она готова драться рядом с Адамом.

16

Тётка возвращается с дежурства такой, какой они её не любят: брови нахмурены, глаза щурятся, уголки губ опущены и вокруг глаз веер морщин. Она оглядывает детей, пробует водопроводные краны, гасит свет, щёлкая выключателями, кидает взгляд на посуду, вымыта ли она, проводит пальцем по шкафу, нет ли пыли, и только тогда снимает свою форму. А потом глотает таблетку, чтобы успокоиться, и надевает лёгкое платье.

Платье светло-красное, без рукавов. Вид у тёти, наконец, становится домашним. Адам и Отка с облегчением замечают, что и лицо её проясняется. Словно та, другая, сердитая женщина куда-то исчезает и на её месте появляется любезная пражская тётя Яна с улыбающимся лицом.

- Ну сегодня у меня был и денёк! - говорит она, всё ещё сердито. - Иногда бывает ничего, а сегодня пассажиров уйма, а мелочи ни у кого. Ни у одного человека. Я так рассердилась, что хотела больше не впускать в трамвай. Ну скажите, а что делали вы?

- Ничего, - отвечает Адам.

- А мы ходили за картофелем, готовили, - растерянно вспомнила Отка, но о Шаре ни гугу.

- Я очень люблю, когда дома меня кто-нибудь дожидается, - говорит тётя и наконец улыбается самой приятной своей улыбкой. - Я уже жду не дождусь отпуска. Как появится малыш, мне дадут отпуск. За последние десять лет я порядочно устала.

- Но малыш будет плакать, - сочувствует Отка.

- Знаю, знаю, но я ему скажу: "Не плачь, ведь я твоя мама".